Preprint

Laboratory of Growth and Development of Plant. IFR 1980-es

Experiments of M. Chailakhyan and A. Lang in the IFR, green house

Книги В.И. Кефели под редакцией и с предисловием М.Х. Чайлахяна

INTRODUCTION

The functioning of a multi-cellular organism like a higher plant depends on the interaction of a number of regulatory systems which can be represented schematically in the following order of complexity: regulators of a cell (gene, chromosome, nucleus, cytoplasm), tissue regulators and, finally, regulators of an entire organism. These 'tiers' of the regulatory process make up a scheme for studying regulatory systems in a biological object. Coordinated functioning of regulatory systems in all the 'tiers' of the hierarchical pyramid of an entire organism supports its normal life and controls its responses to the environment. The regulatory systems of higher 'tiers' are mechanisms that have grown through evolution out of lower-level regulatory systems and developed specific regulatory features. Thus, for example, the ability to coordinate the growth of organs controlled in an entire plant by means of a set of phytohormones is a specific function inherent mainly in the top level of regulation, i.e., regulation of an organism. In the course of their evolution from the lower to the upper level, the regulatory mechanisms do not disintegrate but, through continuous improvement, develop into qualitatively new control systems. One such system is the hormonal mechanism functioning in a plant. Formation of such specific metabolites as hormones is a stage in the evolution of the regulatory systems.

As is known, phytohormones are compounds involved in the regulation of growth processes in a whole plant. These compounds possess three common properties. First, hormones are synthesized in one of the organs of a plant (young leaves, buds, the tips of roots and shoots) and transported to other sites of the plant where they stimulate the processes of organogenesis and growth. Second, hormones are synthesized and function in plants in microquantities. Third, unlike other metabolites (including vitamins), hormones can induce a formative effect in a plant, for instance, gibberellins induce growth of the stem, auxins – root growth, cytokinins – cell-division processes. Apart from phytohormones, a plant also contains their antagonists – endogenous growth inhibitors. It is the coordinated interaction of these two groups of compounds jn the cytoplasm that determines a normal growth process.

Before the late 1920's growth had been considered only in terms of quantitative phenomena (i.e., in terms of an increase in the size and weight of organs) unaccompanied by any significant qualitative changes. Studies of the physiological properties of auxins by Cholodny (1927) and Went (1926, 1928) gave an insight into the internal mechanisms of such growth processes as tropisms and correlative interaction of organs. Over the years the contribution of auxins to these forms of growth in plants was treated in detail in a number of books by Went & Thimann plant – in the growth of above-ground organs in a standard-statue and dwarf plants, initiation, growth and regeneration of roots, as well as the basic features of transport of these substances (Chapter IV). Chapter V deals with the functions of natural growth inhibitors in different stages of the dormancy period, i.e. at the inception, during the dormancy period, and at the termination of dormancy and also in seed germination. Chapter VI discusses the features of the retarding action of growth inhibitors, relates them to metabolic growth inhibitors and antibiotics, compares the effects of natural and synthetic inhibitors. Chapter VII introduces general problems of plant growth regulation.

The author's main concepts made our understanding of the role of natural growth inhibitors much more profound and precise. V.I. Kefeli views growth regulation as a process based on the functions of natural growth inhibitors and their interaction with phytohormones, and suggests that the activity of natural growth inhibitors is not restricted by the dormancy period, but is exerted also in an active growth period. He gives a broader interpretation to the inhibition of phytohormone functions which involves, apart from growth inhibitors, also such limiting factors as binding, decomposition, glycosidation and other forms of inactivation of phytohormones; finally, he treates interaction between phytohormones and growth inhibitors at three levels: biosynthesis, functioning and decomposition.

Original and progressive methods of phytohomone and natural growth inhibitor analysis, a wealth of interesting experimental material, valuable conclusions and extensive and well-chosen bibliography – all these make this book a valuable work on one of the most challenging problems of plant physiology.

Acad. M.Kh. Chailakhyan,

USSR Academy of Sciences

ВВЕДЕНИЕ

Разработка теоретических и прикладных аспектов повышения продуктивности растений необходима при решении задач по созданию новых сортов и гибридов сельскохозяйственных культур с высокой потенциальной урожайностью, отвечающих требованиям индустриальных технологий, применяемых в растениеводстве. В связи с этим существенное внимание уделяется росту растений, как физиологическому процессу, лежащему в основе их продуктивности.

Проблеме роста растений посвятили много работ отечественные физиологи (А. С. Фаминцын, С. П. Костычев, Д. И. Ивановский, Н. А. Максимов, М. X. Чайлахян), а также зарубежные исследователи (Ч. Дарвин, Ю. Сакс, Л. Иост, О. Страсбургер, Р. Досталь).

Во второй половине XIX и в начале XX в. учение о росте растений развивалось в рамках клеточной физиологии. Была изучена основная функция верхушек (апексов), как центров с активно делящимися клетками, описан процесс перехода от клеточного деления к растяжению. Вместе с тем функциональный характер роста оставался в тени до тех пор, пока Н. Г. Холодный и Ф. Вент не обнаружили, что в апикальных меристемах происходят не только морфогенные процессы, но и синтезируются специфические соединения, участвующие в организации ростового процесса, – фитогормоны. Благодаря работам этих авторов рост растений стали рассматривать как сложный эндогенный процесс, в регуляции которого принимают участие не только питательные, но и природные ростовые вещества. Известная формула Ф. Вента: «Без ростовых веществ нет роста» – на долгие годы определила развитие исследований по росту, связав его с изучением ростовых веществ. Учение о фитогормонах помогло понять внутреннюю механику таких форм ростовых процессов, как тропизмы, настии, корреляции, морфогенез, регенерация методов биотестов, хроматографического разделения экстрактов и некоторых количественных определений регуляторов роста (глава II). Особое место занимает детальное рассмотрение биосинтеза индольных ауксинов и фенольных ингибиторов, гиббереллинов и абсцизовой кислоты, а также вопросов взаимодействия фитогормонов и ингибиторов на уровне биосинтеза (глава III). Следующие две главы посвящены изложению функций фитогормонов и ингибиторов: сначала разбираются функции этих соединений в вегетирующем растении – в росте надземных органов, в том числе у высокорослых и малорослых растений, в образовании, росте и регенерации корней, а также закономерности транспорта этих веществ (глава IV); затем – функции природных ингибиторов в период покоя, на разных его этапах – при вхождении, в процессе покоя и при выходе, а также при прорастании семян (глава V). Отдельно разбираются особенности тормозящего действия ингибиторов роста, сравнение с метаболическими ингибиторами и антибиотиками, сравнение действия природных и синтетических ингибиторов (глава VI) и общие вопросы регуляции роста растений (глава VII).

Основные представления автора книги значительно расширяют и углубляют наши знания о роли природных ингибиторов. Такими являются: представление о регуляции роста как процессе, базирующемся на функциях природных ингибиторов и их взаимодействии с фитогормонами; положение о том, что деятельность природных ингибиторов не ограничена только периодом покоя, но распространяется и на период активного роста; расширенное толкование торможения функций фитогормонов, в котором помимо ингибиторов участвуют и такие ограничивающие факторы, как связывание, разрушение, гликозидирование и другие способы инактивации фитогормонов; наконец, представление о различном характере взаимодействия фитогормонов и ингибиторов на трех уровнях: биосинтеза, функционирования и распада.

Современный уровень оригинально разработанных принципов анализа фитогормонов и природных ингибиторов, широкий диапазон интересных экспериментальных материалов, ценность делаемых обобщений и капитальная хорошо подобранная литература характеризуют настоящую книгу как монографию, освещающую одну из наиболее интересных проблем физиологии растений.

Академик М. X. ЧАЙЛАХЯН

1 сентября 1948 г. Вегетационный домик в ИФРе. Последний день существования лаборатории проф. М.Х. Чайлахяна

Групповая юбилейная фотография лаборатории в Светлом дворике ИФРа. Сидят: Я. Крекуле, А.Г. Ланг, М.Х. Чайлахян, Ф. Скуг, Ф. Уэринг; Стоят: Н.И. Давыдова, З.П. Хейн, Е.А. Живухина, С.А. Голяновская, Т.В. Баврина, Л.А. Елисеева, Л. Чулафич, В.Н. Ложникова, В.Н. Хрянин, Т.Н. Константинова, В.Г. Кочанков, А.Г. Четвериков, С.Л. Случевская, Е.Д. Сабинина, Н.К. Смирнова, Э.Л. Миляева, Е.В. Плотникова, В.З. Подольный, Н.В. Обручева, Г.Н. Лотова, Т.С. Петоян

Наставник и учитель

Н.П. Аксенова (О М.Х. Чайлахяне)

Первая моя встреча с М.Х. Чайлахяном произошла на его докладе, в котором он рассказывал о роли длины дня в регуляции цветения и о световых и темновых реакциях фотопериодизма. Я тогда училась на 4м курсе Биофака МГУ, на Кафедре физиологии растений. После сессии ВАСХНИЛ 1948-го и трагической гибели Д. А. Сабинина на Кафедре все еще не проводили серьезных работ по росту и развитию растений, а меня интересовали как раз эти вопросы. И я пошла на доклад-лекцию М.Х., проходившую в конференц-зале ОБН. М.Х. был великолепным докладчиком. Он соединял в своем изложении строгую верность фактам, несокрушимую логику и особое изящество формы. Этот первый услышанный мной доклад М.Х. произвел огромное впечатление и явился определяющим для направления всей моей последующей научной жизни. После доклада, набравшись смелости, я подошла к М.Х. и спросила, можно ли сделать дипломную работу под его руководством. Он ответил, что это возможно. Но все оказалось значительно сложнее. Руководство Кафедры не разрешило делать диплом у М.Х. Чайлахяна, бескомпромиссного и несгибаемого противника лысенковских измышлений. Лишь через 4 года мне удалось, наконец, попасть в Лабораторию роста и развития в качестве аспирантки.

Сотрудники лаборатории М. X. никогда не чувствовали себя просто подчиненными исполнителями, но всегда коллегами и соратниками по научному поиску. Каждый из нас имел четкое представление о целях своего эксперимента и его месте в общей работе лаборатории, о том, что нужно делать и для чего. Вместе с тем, М.Х. никогда не глушил научную инициативу своих помощников, внимательно выслушивал и обсуждал наши предложения. Можно было заявить, что я не хочу работать по предложенной М.Х. теме, а хочу заниматься тем-то и тем-то. После обстоятельного обсуждения и небольшого испытательного сопротивления, М.Х., как правило, шел навстречу интересам своего подопечного.

В каждодневном общении М.Х. зажигал всех своим вдохновением, увлеченностью и высокой преданностью науке. М.Х. часто обсуждал с нами животрепещущие актуальные проблемы онтогенеза и не раскрытые еще загадки регуляции цветения растений. Не раз он говорил об основной " загадке фотопериодизма". По словам М. X., она заключалась в следующем. Эвокация цветения в стеблевых почках имеет сходный морфологический характер у длиннодневных и короткодневных видов. Метаболизм листьев на свету и в темноте различен, но эти различия также являются похожими у разных растительных видов. Почему же тогда для перехода к цветению короткодневным растениям нужна темнота, а длиннодневным ее отсутствие? В чем скрывается основное отличие в регуляции цветения этих фотопериодических групп? Загадку эту М.Х. блестяще решил с помощью гипотезы бикомпонентности флоригена и двухфазности цветения растений. Новейшая наука 21-го века внесла свои поправки в эту гипотезу. Но передовые молекулярно-генетические изыскания пока еще не могут удовлетворительно решить "загадку фотопериодизма". До сих пор не выяснен конкретный молекулярный механизм, благодаря которому белок гена FТ и его аналоги (почти флориген) требует для своего образования темноту у короткодневных видов и ее отсутствие у длиннодневных растений.

Лаборатория роста и развития была большая, более 30 человек. По существу, это был целый отдел института. Дирекция ИФР неоднократно требовала сократить штаты, но М. Х.всегда умел отстоять своих сотрудников. Кроме того, у М. X. всегда работали стажеры, аспиранты и прикомандированные исследователи, как из разных биологических учреждений СССР, так и из многих других стран. Все это давало М. X. возможность исследовать регуляцию онтогенеза широко и комплексно, сразу в нескольких направлениях. В лаборатории изучали гормональную и трофическую регуляцию процессов ювенильности, яровизации, индукции и эвокации цветения, клубнеобразования, проявления пола, опыления и оплодотворения.

С начала 1980-х годов М.Х. активно заинтересовался взаимосвязью генной и гормональной регуляции онтогенеза. В лаборатории начали проводить опыты на генетически модифицированных объектах - карликовых и высокорослых мутантах гороха и пшеницы и на растениях с измененной экспрессией генов VRN и РРD. Появились трансгенные формы Табаков с измененной активностью биосинтеза цитокининов и ауксинов. На разных модельных системах, в том числе на каллусной модели цветения, начались подробные анализы динамики нуклеиновых кислот и качественного состава белков, в том числе гистонов. В процессе фотопериодической индукции в листьях и почках рудбекии было отмечено появление нового белка, по своим характеристикам весьма сходного, как оказалось впоследствии, с белком FТ арабидопсиса.

Несмотря на такой широкий фронт исследований, все члены лаборатории хорошо знали не только свой участок работы, но и эксперименты своих коллег, их успехи и разочарования. Это происходило благодаря серьезным и систематическим отчетам и частым беседам М.Х. со своими помощниками. Когда у кого-нибудь из нас получались удачные опыты, все сразу же шли смотреть эти результаты, будь-то антезиновый эффект экстрактов у В.Н. Ложниковой, сдвиг проявления пола у конопли в работе В.Н. Хрянина, или опыты с семядолями дурнишника и мутантными горохами у В.З. Подольного.

На основе полученных результатов и их теоретического обобщения М.Х. строил свои убедительные и увлекательные доклады, которые, как правило, собирали полные аудитории. На его докладах часто возникала особая тишина пристального внимания, когда слушатели ловят каждое слово докладчика. К своим докладам М.Х. тщательно готовился, и все мы были свидетелями, а иногда и участниками этой подготовки. Перед каждым важным выступлением М.Х. созывал совещание "мозгового центра", состоявшего из всех сотрудников, и тщательно, по пунктам, обсуждал главные идеи и основные экспериментальные материалы доклада. При этом ценились совсем не одобрения, а критика и различного рода замечания, сделанные по ходу такого творческого обсуждения. Научные доклады М.Х. вызывали живой интерес биологов не только в СССР, но и во всем мире. Начиная с середины 1960х годов, ему разрешили, наконец, выезжать за границу. С тех пор М. X. часто ездил с докладами и лекциями на Международные конференции и посещал ведущие лаборатории многих стран. Он побывал в Югославии, Швейцарии, Польше, Германии, Индии, Канаде, Австралии, США, Чехословакии, Болгарии, Франции, Англии. В свою очередь, в Лаборатории роста и развития всегда присутствовали исследователи из разных стран мира, считавшие себя учениками М. X., и его друзьями - Ян Крекуле, Любинка Чулафич, Ивана Махачкова, Хорст Геринг, Э. Каранов и многие другие. Подолгу гостил и работал с М.Х. известный академик Национальной Академии США Антон Ланг. Посещали Лабораторию роста и развития и с интересом знакомились с опытами М.Х. такие корифеи физиологии растений, как Джеймс Боннер (I. Воnner), Георг Мельхерс (G. Меlchers), Фольке Скуг (F. Skoog), Ф. Уоринг (F. Waring). Лаборатория всегда была полна гостями, приезжавшими к М.Х. из разных уголков СССР за научной консультацией, организационной помощью и мудрыми человеческими советами. Приезжали из Армении, Грузии, Прибалтики, Украины. Белоруссии, из республик Средней Азии, из Ленинграда и с Дальнего Востока. Всем и всегда М. X. готов был помочь в научной работе, в борьбе за чистоту науки против примитивизма и вульгаризации, в организационных и житейских вопросах.

М.Х. с большим почтением относился к своим учителям - выдающимся ученым, с которыми ему в молодости довелось встречаться и обсуждать свои первые научные открытия, обобщения и теории. Многие из них являлись друзьями М.Х. и в более позднее время. В кабинете М.Х. висели портреты этих ученых, за встречи с которыми, по словам М.Х., он был благодарен судьбе. Это были портреты его первого научного руководителя И.Л. Беделяна, А.А. Рихтера, Н.А. Максимова, Д.Н. Прянишникова, Н.И. Вавилова, Н.Г. Холодного, Г.С. Зайцева, Д.А. Сабинина, В.Н. Любименко. Портреты эти до последних дней жизни М. X. висели напротив письменного стола, за которым он сидел. А на письменном столе под стеклом располагались цитаты и изречения о смысле жизни, о творчестве, о добре и зле, о науке и ее интернациональности, собственноручно выписанные М.Х. из произведений философов, писателей и других мудрых мыслителей. К сожалению, цитаты эти, написанные чернилами, погибли после смерти М.Х. По причине прорыва водопроводной трубы на верхнем этаже лабораторного корпуса, все они промокли и расплылись.

Неизгладимо запомнилась наша последняя встреча, которая состоялась недели за две до ухода М. X. из жизни. Нам с Т. Н. Константиновой очень хотелось увидеть М.Х. и мы договорились с его домашними, что мы приедем к нему. М.Х. был рад нашему приезду, но и он, и мы понимали, что , возможно, это наше последнее свидание. Поэтому встреча была грустной, но удивительно теплой и трогательной. М.Х. уже плохо говорил, часто терял слова и с трудом их находил. Маша принесла чай. Сначала поговорили о здоровье, потом о науке и нашей лаборатории. Напомню, что это был "лихой" 1991г. и наука отчаянно боролась за свое выживание, а мне уже пришлось принять заведывание Лабораторией роста и развития. М.Х. спрашивал, существует ли еще ИФР и как живет наша лаборатория. Потом М.Х. вспомнил об А.Т. Мокроносове, которого он незадолго до этого встретил в больнице, и о его зрении. "Хороший человек, жаль его", - сказал М.Х. В ходе беседы М.Х. сокрушался и переживал по поводу событий в Карабахе и вообще о дальнейшей судьбе Армении. Когда мы уходили, М.Х. тепло попрощался с нами и хотел было проводить нас до лифта, но домашние остановили его.

Благодарная память о дорогом Учителе остается одним из самых светлых моих воспоминаний.

Великому ученому и любимому учителю посвящается

Баврина Т. В.

Окончив в 1953 г. Московскую Сельскохозяйственную Академию им. К.А. Тимирязева, после годичной стажировки на кафедре физиологии растений по предложению А.Л. Курсанова - директора Института Физиологии растений им. К. А. Тимирязева АН СССР, я была направлена в этот институт для поступления в аспирантуру.

Учась в Сельскохозяйственной Академии и не имея биологов среди родственников и знакомых, я не представляла себе, какими трагическими для биологов были времена 1948 г. К 1954 году рухнуло господство в биологии преступного лысенковского режима, от которого пострадал М.Х. Чайлахян. (М.Х.). Наступило время восстановления Лаборатории роста и развития, утверждения М.Х. Чайлахяна ее заведованием и членом ученого совета.

В 1954 г. я поступила в аспирантуру и оказалась первым аспирантом Лаборатории роста и развития после событий 1948 года. С этого времени я часто присутствовала на семинарах и заседаниях ученого совета, слушая доклады М.Х. Меня всегда поражала железная логика в их содержании и отпоре оппонентам, среди которых немало оставалось сторонников Лысенко. Я была свидетелем огромной популярности М.Х. не только среди ученых в нашей стране, но и за рубежом. Его авторитет как ученого и порядочного человека с каждым годом возрастал во всем мире. Попав в аспирантуру к М.Х., я уже тогда поняла, что выиграла счастливый билет. В 1955 г. в лаборатории появился еще один аспирант - Н.П. Аксенова. Позднее к нам присоединилась Т.Н. Константинова. Нас объединила общая тема диссертации - фотопериодическая реакция цветения. Таким образом, появилась "фотопериодическая гвардия", названная так любимым нашим руководителем. Этот титул мы пытались сохранить до самых последних дней жизни М.Х., развивая его идеи.

В 1973 г. вышла в свет под редакцией М.Х. книга Н.П. Аксеновой, Т.В. Бавриной, Т.Н. Константиновой "Цветение и его фотопериодическая регуляция", являющаяся итогом наших исследований. В этой книге в свете общих представлений генетики и молекулярной биологии фотопериодическая реакция по Чайлахяну рассмотрена как регуляторная система онтогенеза, занимающая определенное место среди других систем возрастного и экологического контроля развития. На протяжении всей научной деятельности мы неоднократно возвращались к фотопериодизму.

В Институте наша лаборатория была самой большой, как по численности сотрудников, так и по темам фундаментальных исследований, касающихся роста и развития растений: фотопериодизм, яровизация, корнеобразование, рост и цветение, стерильность, фертильность и др. Широко велись практические разработки: способы укоренения, получение бессемянных сортов винограда, преодоление полегания злаков, испытание новых синтетических регуляторов роста и др. Объектами исследований были растения разных систематических групп: травянистые, древесные, однолетние, двулетние, многолетние, озимые, яровые, длиннодневные, короткодневные, нейтральные и др. Исследование проводили различными методами: физиологическими, биохимическими, с применением радиоизотопных методов анализа, цитологическими, иммунохимическими и др.

Управлять таким большим и сложным коллективом было под силу только такому энергичному, эрудированному, дисциплинированному, демократичному, мудрому ученому, каким был М.Х. Для всех сотрудником, независимо от их статуса, он был требовательным и справедливым руководителем. До глубокой старости некоторые опыты он проводил сам. Его любимым занятием были прививки растений. Все поражались, с каким увлечением он это делал. Удивительным свойством М.Х. было предвиденье результатов исследований. От сотрудников он требовал тщательного обоснования опытов, которые регулярно просматривал. По окончании опытов и подведения итогов, не откладывая в долгий ящик, от нас требовалась подготовка статей. При обсуждении наших рукописей М.Х. терпеливо, не настаивая на своем, выслушивал наши ответы на сделанные им замечания, как правило, после исправления замечаний, статья без задержки сдавалась в печать. Таким образом, М.Х. держал под постоянным контролем не только нашу экспериментальную работу, но и теоретическую, не ущемляя в нас самостоятельность в решении поставленных задач. М.Х. развивал в нас способность к самокритике и анализу собственных данных в соответствии с достижениями науки.

С присущим ему чувством нового он всячески поддерживал свежие идеи своих сотрудников, в том числе и наши: разработка каллусной модели цветения, исследования участия РНК и белков в цветении, а также использование трансгенных по фитогормонам растений в регуляции роста и развития.

М.Х. сотрудничал не только с учеными нашей страны, но и с зарубежными, выступая на международных конференциях. Как правило, перед выступлением на конференциях, он всегда проводил репетиции своего доклада на заседаниях лаборатории. Так, я и В.Н. Ложникова в течение нескольких лет участвовали под его руководством в научных исследованиях, проводимых совместно с чешскими и югославскими учеными по линии двустороннего сотрудничества между нашей Академией наук и Академиями Чехословакии и Югославии. Я была включена в научное сотрудничество с Университетом в Орлеане (Франция). Я неоднократно выступала на международных конференциях, проводимых как в нашей стране, так и за рубежом. Где бы я не выступала, «золотым ключиком», открывающим двери для контакта с учеными, было имя Чайлахяна. Меня воспринимали, как носителя идей великого ученого и высоко порядочного человека -М.Х.

М.Х. был очень чутким, заботливым человеком. Проработав с ним в течение почти 37 лет, я ни разу не видела его раздраженным, хотя были на это основания. За эти годы в моей жизни происходили тяжелые события. Я никогда не стеснялась поделиться с ним своими проблемами, зная, что он всегда поможет советом.

Он был любящим мужем, отцом и дедушкой. К сожалению, преждевременная смерть жены сильно подорвала его здоровье. Мы старались, как можно меньше огорчать своего любимого учителя.

М.Х. был настоящим гражданином своей страны. Он боролся не только за чистоту науки, но и переживал за происходящие в стране к 90-м годам политические и социальные изменения. Эти события также отрицательно повлияли на и без того подорванное его здоровье. Я и Г.Н. Лотова были одними из последних, кто навестил смертельно больного М.Х. незадолго до его смерти. Меня поразило, что человек в таком состоянии не думал о себе, а переживал за страну и, что самое удивительное, за мою дочь, которая в то время была тяжело больна. Его интересовало положение в лаборатории, Институте и стране.

Для науки, страны и нас смерть М.Х. - невосполнимая утрата великого ученого, настоящего гражданина и просто хорошего человека.

Мы гордимся, что учение М.Х. до сих пор актуально. Однако развитие этого учения на современном уровне осуществляется, в основном, зарубежными молекулярными биологами.

Новое поколение должно знать и помнить, что фундамент в изучении сигнальных систем онтогенеза растений был заложен еще в 1937 г. великим всемирно известным ученым Михаилом Христофоровичем Чайлахяном, имя которого носит наша лаборатория.

Любимый учитель

Т.Н. Константинова

О М.Х. Чайлахяне я впервые услышала еще в своем детстве, которое протекало на Центральной селекционной станции (ЦССА) по хлопководству в 8-ми километрах от Ташкента. Дело в том, что мой отец Н. Н. Константинов, коренной москвич, после окончания ТСХА был направлен на работу на ЦСС в 20-ые годы, он проходил там аспирантуру под руководством крупнейшего специалиста по физиологии хлопчатника – Г.С. Зайцева. В эти же годы на ЦСС в качестве стажера работал и М.Х. Чайлахян. С тех пор их связала крепкая дружба на протяжении многих лет, что отразилось в стихотворной открытке, написанной Тамарой Карповной Чайлахян к 61 -летию моего отца.

На ЦСС в те годы велись серьезные исследования по физиологии, генетике и селекции хлопчатника под руководством Г.С. Зайцева. Посещал ЦСС и Н.И. Вавилов, пополняя обширную коллекцию хлопчатника новыми формами, привезенными из экспедиций.

Общение с выдающимися учеными обеспечивало высокий уровень работ, проводимых молодыми учеными. Все это я улавливала в разговорах родителей и их друзей, которые слышала в нашем доме. Много воспоминаний было и о свободном времени, проводимом активно и разнообразно: походы в горы Чимгана, купание в холодной реке Боз-су, игра в футбол и др. А когда папа на первую полученную премию купил рояль, собирались и пели вечерами. Вообще в их молодой компании была такая традиция: существовал т. н. клуб "Пирога и Галстука". По воскресеньям устраивались вечеринки, на которых можно было быть в любой форме одежды, но обязательно с пирогом или в галстуке. Веселое было время!

Спустя несколько лет М.Х. Чайлахян уехал со станции, а мой отец проработал на ЦСС 25 лет до 1945 г. После переезда моей семьи в Москву в 1945 г. мы часто общались с семьей М.Х. Чайлахяна. И всегда Михаил Христофорович был душой компании и для взрослых, и для нас детей, организуя веселые конкурсы, розыгрыши и т.д. Много было и задушевных песен под аккомпанемент папиного пианино.

Прошли годы. И вот я уже студентка биолого-почвенного факультета МГУ. Когда пришло время выбора кафедры, я, не колеблясь, выбрала физиологию растений. Особенный интерес у меня вызывала проблема фотопериодизма. Это было обусловлено тем, что я с детства слышала "краем уха" обсуждение этих вопросов и помнила, как ходила с отцом по делянкам хлопчатника, закрывая огромные кусты многолетних хлопчатников фанерными черными ящиками, создавая им короткий день, чтобы вызвать их цветение в условиях Ташкента. Все это было очень увлекательно.

На 3-м и 4-м курсе нужно было выбрать тему курсовой и дипломной работы, и наш зав. кафедрой профессор Б.А. Рубин рекомендовал нам проявлять инициативу в этом вопросе и попытаться самим искать руководителей для выбранных тем своих работ. Но когда я сказала, что хотела бы делать работу под руководством М.Х. Чайлахяна, гнев его был неописуем. Он начал кричать, что это - «партизанщина» и он никогда не допустит мой уход к этому человеку. Я тогда не знала, что Б.А. Рубин был из плеяды «лысенковцев» и его срыв был отражением той борьбы, которую развернул Т.Д. Лысенко и его сторонники против классической генетики и физиологии, в том числе и против М.Х. Чайлахяна. Последствия этой борьбы сказывались много лет спустя зловещей сессии ВАСХНИЛ в 1948 году. И все-таки, благодаря тому, что у нас было почти свободное распределение, я после окончания МГУ в 1956 г. была зачислена в Институт физиологии растений в Лабораторию роста и развития под руководством М.Х. Чайлахяна на должность лаборанта.

Первые полгода работы М.Х. Чайлахян направил меня целиком на изучение литературы. Я должна была просмотреть все имеющиеся в библиотеке ОБН журналы по физиологии растений за последние 5 лет, выписать работы по росту и развитию, сделать аннотации и составить картотеку. Это была очень полезная работа и для меня, и для сотрудников лаборатории, которые пользовались этой картотекой. М.Х., как мудрый учитель, ввел меня в широкий круг вопросов, изучаемых в лаборатории. Под его руководством я начала проводить опыты по изучению природы световых и темновых реакций фотопериодизма. М.Х. был прекрасным руководителем. Он не разделял т.н. «белую работу» - теоретического характера и т.н. «черную работу» -непосредственную постановку опыта. Все вместе - руководители, аспиранты, лаборанты, за длинным столом сначала обсуждали до деталей весь ход экспериментов, а затем уже шло их осуществление в оранжерее и вегетационных домиках ИФР. При этом М.Х. Чайлахян часто и сам непосредственно принимал участие в этих опытах. Надев лабораторный халат, он спускался в оранжерею, и не только руководил, но и сам проводил эксперименты. Особенно его любимым делом были опыты с прививками. Работавший в это время в ИФР аспирант из Китая, глядя на это, как-то ехидно сказал: «А Михаил Христофорович сам проводит опыты», до того это было необычно для большинства маститых ученых. Самым ценным в руководстве М.Х., я считаю, была высочайшая логика, как в постановке задачи эксперимента, так и в последовательных этапах его осуществления.

Среди разнообразных объектов в опытах по фотопериодизму, излюбленными для М.Х. были перилла и рудбекия. М.Х. говорил, что перилла и рудбекия для физиологов растений все равно, что собака и лягушка для физиологов животных.

М.Х. отличала большая мудрость в решении научных и жизненных вопросов, он любил мудрые высказывания великих. На его столе под стеклом лежали такие цитаты, как, например: «Национальной науки нет, как нет национальной таблицы умножения» (А.П. Чехов) или «Экономична сущность бытия - все новое в нем кроят из старья» (В. Шекспир) и другие.

Среди разнообразных направлений по изучению роста и развития растений главным для М.Х. были поиски материальной природы гормона цветения - флоригена, гипотезы, сформированной им еще в 1937 г. Опыты с прививками цветущих растений на вегетирующие доказали общность стимула цветения у растений разных фотопериодических групп. Однако материальная природа его не была установлена. На протяжении последующих 20 лет многочисленные опыты по выделению растительных экстрактов с флоригеновой активностью из цветущих растений, а также попытки вызвать цветение вегетирующих растений при обработке веществами самой разнообразной природы не давали положительного результата ни в работах лаборатории М.Х., ни в других лабораториях мира. И вдруг, как гром среди ясного неба, появилась статья A. Lang в журнале Naturwissenschuften (1956, Bd. 43, s. 257-258) «Stem elongation in a rosette plant by gibberellic acid», а вслед за ней в том же журнале «Induction of flower formation in biennial Hyoscyamus by treatment with gibberellin». В этих работах было показано, что можно вызвать образование стебля и цветение розеточной длиннодневной двухлетней белены на первом году жизни в условиях короткого дня под влиянием обработки растений гиббереллином - гормоном, являющимся продуктом жизнедеятельности грибка gibberella funjikuroi saw. Это был огромный прорыв в теории гормональной регуляции цветения. М.Х. был потрясен. Он написал письмо А. Лангу в США с восторгом по поводу его опытов и с просьбой прислать крупицы этого чудодейственного вещества. Ответа не пришлось ждать долго. И вот М.Х. получает письмо от Антона Георгиевича Ланга на русском языке, т.к. А.Г. оказывается русским, попавшим с матерью заграницу во время революции и гражданской войны и отрезанным от России и остальной части семьи. Его сестры и отец остались в С.-Петербурге. Но самое главное - в письме оказалось несколько крупиц (сейчас не помню, 1 г или около того) гиббереллина! М.Х. был в восторге.

В скором времени гиббереллин был получен в Институте микробиологии РАН в лаборатории Н.А. Красильникова, совместно с которым начал проводить опыты М.Х., а в дальнейшем широкое промышленное производство гиббереллина было налажено в Кургане. Но нельзя забывать, что самые первые опыты М.Х. проводил на гиббереллине, присланном из США А.Г. Лангом. С этого благородного поступка началась дружба двух великих ученых, тесное общение и даже совместное проведение опытов.

Под руководством М.Х. началась широкая работа по испытанию воздействия гиббереллина на рост и цветение самых разнообразных видов растений. Гиббереллин активно стимулировал образование и рост стебля у всех испытанных растений. Но... образование цветков наблюдалось только у длиннодневных видов. Даже длительное воздействие гиббереллином не могло стимулировать цветение короткодневных растений. Я обрабатывала гиббереллином в течение 3-х месяцев верхушки короткодневного табака Мамонт. Стебель вытянулся настолько, что до верхушки его приходилось дотягиваться на стремянке, но цветения не было. Тогда М.Х. пришла идея, что поскольку наиболее активно гиббереллин действует на розеточные формы длиннодневных видов, вызывая их стрелкование и цветение, то нельзя ли подыскать аналогичные розеточные формы короткодневных видов растений. Мы обратились за консультацией в ГБС к крупному флористу В.Н. Ворошилову. Тот посоветовал использовать растения золотой розги (Solidago virgaurea L.). Я привезла эти растения из ГБС и их начали обрабатывать гиббереллином. Но оказалось, что этот вид также является длиннодневным и образует стебель и цветки на длинном дне или на коротком дне под влиянием гиббереллина. В последующем в своей теории гормональной и фотопериодической регуляции цветения М.Х. пришел к обобщению, что розеточные формы характерны только для длиннодневных видов, т.к. являются приспособлением для перенесения холодов в зимний период растениями северных широт. И начались мучительные раздумья над парадоксом: флориген — общий гормон цветения для длиннодневных и короткодневных видов, а гиббереллин вызывает цветение только длиннодневных видов и не действует на короткодневные виды. Решение этого парадокса проходило на моих глазах, т.к. я, будучи лаборантом, сидела в одной комнате с М.Х., было необычайно увлекательно и продолжалось не один день. И вот, наконец, М.Х. пришел к предположению, что флориген, вероятно, не одно вещество, а состоит из двух компонентов, один из которых - гиббереллин - вызывает главным образом образование стебля и сопряженное с ним цветение длиннодневных видов, а другой компонент необходим для формирования именно цветков. М.Х. назвал этот компонент антезином.

В неблагоприятных условиях короткого дня длиннодневным видам для цветения не хватает образования именно гиббереллинов в листьях, а для цветения короткодневных видов в условиях неблагоприятного длинного дня не хватает именно образования антезинов в листьях. Так была создана теория бикомпонентности гормона цветения флоригена. Она была сформулирована логически путем чисто теоретических размышлений. В дальнейшем эта теория была подтверждена экспериментально путем опытов по выделению экстрактов из листьев вегетирующих и цветущих растений и обработки ими вегетирующих растений и др.

Создание теории бикомпонентности гормона цветения является одним из примеров того, как железная логика М.Х. позволяла ему не раз формулировать важнейшие теоретические разработки, которые в дальнейшем подтверждались эмпирически в экспериментах.

В 1958 г. я поступила в аспирантуру к М.Х. Чайлахяну и перешла уже в аспирантскую комнату в другой корпус, такого тесного общения с М.Х. уже не было.

Хочется сказать несколько слов о том, что М.Х. был интеллигентом в самом высоком смысле этого слова, к настоящему времени, к сожалению, почти утраченному. Он был внимателен и доброжелателен ко всем окружающим, независимо от их ранга. Ежедневно за руку здоровался с вахтером у входа в Институт, уважительно обращался к нам всем, даже к молоденьким лаборантам по имени-отчеству. А каким преданным, надежным другом был М.Х.! Я помню защиту докторской диссертации В.В. Скрипчинского, когда в ответ на выпады сидящих в зале лысенковцев М.Х. самым энергичным образом отбил их несостоятельную атаку. У М.Х. было немало преданных друзей, некоторые из которых получали звание «почетных членов лаборатории роста и развития», например, А.Г. Ланг, В.В. Скрипчинский, П.И. Гупало, К.В. Смирнов, А.Х. Юсуфов и др. М.Х. был человеком широкой эрудиции, с ним было интересно поговорить не только о науке, но и об искусстве и литературе. Он очень ценил остроумие, сам был чрезвычайно остроумным человеком и так заразительно умел хохотать.

Незабываемы совместные командировки с М.Х. в Ереван и в Ленинград. М.Х. водил нас по красивейшим улицам Еревана с домами, облицованными розовым туфом а потом привел в мастерскую М.С. Сарьяна, с которым MX. также связывала многолетняя дружба, где нам был оказан теплый прием.

А в Ленинграде мы вместе с М.Х. посетили Эрмитаж и ознакомились с золотой сокровищницей Эрмитажа, которую нам показывал сам директор Б.В. Пиотровский -тоже друг М.Х.

Воспоминания и рассказы о М.Х. неисчерпаемы. Я благодарна судьбе за то, что почти четыре десятка лет мне посчастливилось работать с великим ученым и замечательным человеком - М.Х. Чайлахяном.

Ученый, учитель, человек.

В.Н. Ложникова

Имя Михаила Христофоровича Чайлахяна с полным правом вписано в историю отечественной и мировой науки. Работы М.Х.Чайлахяна являются классикой физиологии растений и до сих пор цитируются в самых престижных научных изданиях. М.Х. был действительным членом АНСССР и АН Армянской ССР, действительным членом академии естествоиспытателей «Леопольдина», членом - корреспондентом американских общества физиологов растений и ботанического общества, почетным доктором Ростокского университета, почетным доктором Ульмского университета, почетным членом болгарского ботанического общества, индийского общества физиологов растений, а также международной ассоциации исследователей ростовых веществ. Он был кавалером двух орденов Ленина, ордена октябрьской революции и ордена трудового красного знамени.

М.Х. является основоположником и классиком исследований гормональной регуляции развития растений. На протяжении 55 лет он возглавлял экспериментальные и теоретические изыскания в области основных закономерностей онтогенеза растений, таких как проблема целостности организма, возрастной и фотопериодический контроль цветения и клубнеобразования, основы генетической, гормональной и трофической регуляции морфогенеза. Имя М.Х. чаще всего связывают с выдвинутой им в середине 30х годов теорией цветения и термином «флориген», который он предложил для названия гормональной субстанции, вызывающей цветение - кардинального процесса в жизни растения.

На этапе становления представлений М.Х. о гормональной природе цветения, плодотворную роль сыграли встречи и беседы с такими учеными как Н.Г. Холодный, В.Л. Комаров, Д.Н. Прянишников, Н.И. Вавилов, Л.А. Орбели, В.Н. Любименко, Н.А. Максимов, А.А. Рихтер, Д.А. Сабинин. В дальнейшем, на протяжении своего научного пути М.Х. тесно общался с такими известными, крупными физиологами и химиками как К. Мотес, Г. Мельхерс, П. Веринг, Ф. Скуг, А. Ланг, Д. Мак Милан, У. Сумики, Ф.Э. Реймерс, А.А. Прокофьев, Е.И. Ратнер, П.С. Беликов, С.С. Ильин, В.Ф. Кучеров

М.Х. всегда выступал как активный пропагандист фундаментальных знаний и передовых открытий. Был стойким и последовательным борцом с антинаучными теоретическими положениями Лысенко, что говорит о его высокой гражданственности и полном неприятии лжи в науке. В своих научных изысканиях он использовал разные экспериментальные растения, что давало возможность сопоставить особенности регуляции цветения у видов с различными приспособительными реакциями онтогенеза и выявить общие и кардинальные закономерности перехода от вегетативного роста к репродуктивному развитию. Полученные данные на четких модельных опытах - таких как зависимость образования цветка от процессов, протекающих в листьях, передача влияния, вызываемого длиной дня из листьев в апексы и специфичность процессов репродуктивного развития, отличающая их от процессов роста - все эти факты позволили сделать вывод о гормональной природе зацветания. В 1937 г. М.Х писал: «... само образование гормона цветения, взаимодействие его с другими веществами и влияние на обмен веществ в растениях представляют собой совокупность сложных биохимических процессов - наиболее четко и ясно роль этого гормона проявляется в образовании цветков, поэтому мы можем кратко назвать его «флориген» - что значит цветообразователь, вполне возможно, что флориген - это совокупность нескольких соединений». В последующие годы гипотеза флоригена получила дальнейшее поэтапное развитие и экспериментальное обоснование.

Впервые в СССР в 1962 г в нашей лабораторией роста и развития были выделены из растений табака и идентифицированы эндогенные гиббереллины, один из компонентов флоригена. В 80х годах были проведены эксперименты по доказательству наличия антезинов -второго компонента флоригена. Физиологические опыты с растениями табака и мари красной были весьма убедительны, результаты опубликованы в таких журналах как «Planta» и «Journal of Experimental Botany». Но идентификацию химического состава завершить не удалось, по-видимому, из-за несовершенства методов. Когда в 1975 г. к М.Х. приезжал профессор Сумики из Японии и видел эти опыты в камерах, то говорил буквально следующее: «Дайте мне Ваши чудо-экстракты, я посажу два института и они расшифруют строение антезина», на что М.Х., потупившись, отвечал: «Благодарю профессор, но у нас этот процесс уже осуществляется». Ведь в те годы угрожающе висел железный занавес.

В связи с тем, что не удалось идентифицировать антезины, наступил период некоторого скепсиса по поводу существования флоригена. И в 1982 г. на заседании в честь 80-летия М.Х., на котором присутствовали такие корифеи, занимающиеся цветением, как П. Веринг, Ф. Скуг, А. Ланг, Я. Крекуле и др., академик А. Ланг - большой друг и единомышленник М.Х. окончил свой доклад об анти-флоригене слайдом, на котором были изображены два ученых с постными лицами, сидящие под проливным дождем и надписью «Еще не известно, а существует ли флориген», нас это очень задело и через некоторое время, когда был мой доклад, я наскоро нарисовала на доске картинку в том же ключе, только там были изображены два улыбающихся ученых, светило солнышко и рисунок сопровождался надписью: «А все-таки флориген существует!». М.Х. был очень доволен.

В эти же годы в нашей лаборатории из растения рудбекии были выделены белки, которые по строению близки белку FT. В общих современных схемах, описывающих молекулярно - генетическую регуляцию цветения, обозначены два различных сигнала, образующихся в листьях под влиянием благоприятной длины дня, поступающих в апекс и вызывающих там эвокацию цветения. Особенно импонирует схема Н.П. Аксеновой - это, во-первых, белок и, во-вторых, гиббереллиновый сигналинг. Эта схема в общих чертах напоминает собой гипотезу бикомпонентной регуляции цветения, выдвинутую М.Х. в 1975-78 годах, но отличается по уточненным действиям входящих в нее компонентов. М.Х. писал: «Значительные открытия в области молекулярной биологии и генетики делают особенно перспективными исследования гормональной регуляции перехода от вегетативного морфогенеза к флоральному - как регуляции, осуществляемой на генном уровне. В этой связи можно допустить аналогию, которая не имеет силы прямого аргумента, но помогает яснее представить взаимоотношения факторов внешней среды, гормональных эффекторов и факторов генетических: как пианист приводит в движение определенные клавиши, от чего рождается и звучит красивая мелодия, так и в геноме растений внешние факторы, а затем гормональные эффекторы приводят в действие определенные гены и растение идет своим определенным путем».

Открытие флоригена, молекулярных и генетических основ цветения без сомнения является одним из величайших достижений биологии ХХ-го и XXI-го веков, а у истоков этих открытий стоял М.Х. Чайлахян. Характерной чертой всех работ М.Х. является необыкновенная четкость и логичность экспериментов и сделанных на их основе теоретических построений. В лаборатории роста и развития у каждого сотрудника была определенная четкая тема исследования. Перед постановкой каждого опыта М.Х. обязательно усаживал сотрудника - составлялась схема опыта, культура, условия (свет, температура), варианты, повторности, сроки. Если опыт имел решающее значение, он назывался «экспериментум круцис».

М.Х. был необыкновенно пунктуален, приезжал в институт в 9.30 утра, сразу спускался в оранжерею (первым шел быстрым шагом, за ним, еле успевая, бежала стайка сотрудников), у каждого опыта внимательно выслушивал ведущего этот эксперимент, обсуждал, делал замечания, давал ЦУ. Особенно был требователен к порядку, одинаковости всех растений в варианте, чтоб стояли как солдаты. Если опыт был удачным (а его повторяли дважды), материалы готовили к публикации. Сотрудник должен был принести М.Х, статью: заглавие, литература, методы, результаты и возможное обсуждение, через 2-3 дня он возвращал статью, конечно с отточенным обсуждением, заключением и выводами, к публикациям относился всегда очень требовательно. К М.Х. великолепно подходят слова, сказанные Сент-Джержи: «Исследование состоит в том, чтобы видеть то, что видят все, но думать об этом так, как до сих пор не думал никто». В нашей лаборатории царила удивительно дружественная, доброжелательная атмосфера, все сотрудники работали с большим энтузиазмом, с удовольствием.

М.Х был великим учителем, умел заразить и увлечь своими замыслами и идеями. Регулярно проводились семинары, отчеты, на которых была творческая обстановка, приглашались ученые из других лабораторий и институтов для большей остроты обсуждения результатов. М.Х. был необыкновенно требователен к качеству наших диссертаций. В те годы в стране шепотом произносили слова ген и гормон. В 1965 г. я писала свою работу «Эндогенные гиббереллины и цветение», показала ее М.Х. Через неделю он возвращает ее со словами: «Поздравляю, великан удался, но он лежит и не дышит». Забираю, работаю, через некоторое время показываю вновь, он читает и возвращает, говоря: «Поздравляю, великан задышал, но, по-прежнему, лежит». Уношу, работаю, приношу снова, читает и говорит: «Поздравляю, великан поднялся и задышал, но глаза не горят». Уношу, работаю, отдаю М.Х. в четвертый раз, он читает, встречает теплее, чем в предыдущие приходы и с улыбкой говорит: «Ну вот, теперь работа готова». Удивительно умел поощрить, вдохновить, вселить оптимизм. В нашей лаборатории работали выдающиеся сотрудники старшего поколения: Р.Г. Бутенко, А.Н. Бояркин, Н.Т. Кахидзе, Е.А. Бритиков, Р.Х. Турецкая, Т.В. Некрасоваю Позднее пришли новые кадры: Н.П. Аксенова, Т.Н. Константинова, Т.В. Баврина, В.Н. Ложникова, В.И.Кефели, Э.Л. Миляева, Л.П. Хлопенкова, Г.В. Илгач, И.А. Александрова, В.З. Подольный, С.А. Голяновская, И.А. Гетман, Л.И. Сергеева, Л.И. Янина, В.Г. Кочанков, Э.М. Коф, С.Л. Случевская, П.В. Власов. Весь коллектив работал очень четко, слаженно и увлеченно.

М.Х. был замечательным оратором, его доклады были, высокого научного уровня, конкретными, целостными, информативными, захватывающими, всегда пользовались большой популярностью. Мы с Л.П. Хлопенковой часто были его ассистентами и воочию видели интерес и восхищение слушателей. Заканчивал доклады всегда обобщающими, эффектными схемами, а иногда и с юмором. Так, завершая одну из лекций по проблеме регуляции пола у растений, в которой он рассказывал, что условия, способствующие синтезу гормонов гиббереллинов в листьях, приводили к увеличению числа мужских особей и цветков, а факторы, вызывающие повышенное образование цитокининов в корнях, стимулировали образование женских, он показывал слайд с четырьмя внучками со словами: «...как жаль, что я раньше не знал этих фактов», правда позднее у него появился внук, названный в память о нем Мишей, и два правнука.

М.Х. был необыкновенным психологом: представляя гостю кого-нибудь из сотрудников, он говорил: «Это моя правая рука». Как это льстило и мобилизовывало. Хотя, теперь мне кажется, что он так представлял каждого из нас. 1965-й год был очень успешным в плане экспериментов и М.Х. премировал ряд сотрудников поездкой в Армению, заранее продумав интереснейшую программу: Гарни Гехард, Эчмиадзин, дома академиков и художников, в том числе, великого Мартироса Сарьяна, поездку на озеро Севан, сопровождавшуюся дегустацией знаменитой ишхан-рыбы. М.Х. был очень преданным и надежным другом. Его близкими друзьями были П.С. Беликов, А.А. Прокофьев, Ф.Э. Реймерс, Е.И. Ратнер и многие другие. В среде научной интеллигенции он всегда пользовался огромным авторитетом и уважением за свою стойкость и принципиальность. Помню, как вернувшись домой, в СССР, Н.В. Тимофеев - Ресовский первый свой визит нанес Чайлахяну. Многие его коллеги обращались к нему за советом и поддержкой.

Со всего света в Институт Физиологии Растений в те закрытые годы ехали крупные иностранные ученые и почти все к М.Х. Этому способствовали твердость его убеждений, необыкновенная порядочность и огромное человеческое обаяние. Дом Чайлахянов славился своим гостеприимством и хлебосольством, гости всегда испытывали радость человеческого общения, тепла и радушия.

40-е годы, совсем раннее мое детство, новогодняя елка на Большой Коммунистической (Таганка), организатор, - хозяин дома, М.Х., а сценарист и режиссер – хозяйка дома Тамара Карповна. Человек 5-6 детей и много взрослых. Обстановка очень раскованная, дружелюбная. Сначала детский концерт: читаем стихи А. Барто, К. Чуковского, С. Маршака, поем незатейливые песни. Взрослые неистово аплодируют, это придает нам энтузиазма, и мы начинаем водить хороводы. Вдруг гаснет свет и в дверях появляется Дед Мороз - большой, добрый Петр Сергеевич Беликов и Снегурочка - веселая, задорная Марго Ложникова. У нас, детей полный восторг, начинается раздача подарков... Умели родители устроить нам праздник, спасибо им за это! Сотрудники лаборатории собирались в доме Чайлахянов сначала на Большой Коммунистической, а позднее, - на Ленинском проспекте, это были очень содержательные, остроумные и интересные вечера, мы проникались идеей, что наука является наиболее привлекательной сферой человеческой деятельности.

Тамадой М.Х. был замечательным, артистически вел застолье в сто-двести человек, его деликатность и юмор в отношении гостей заставляли чувствовать себя прекрасно и раскованно. В начале 60-х М.Х. руководил моей свадьбой, было человек семьдесят, а гостями были большей частью окончившие недавно биофак МГУ- публика дерзкая, неуемная, своевольная. М.Х. великолепно владел ситуацией, и, как позднее говорила мне эта публика, такого уникального тамаду они увидели впервые.

К спорту М.Х. относился с большим уважением. Участвовал во всех институтских шахматных турнирах, лидирующих позиций, правда, не занимал, но к самому соревновательному процессу относился очень трепетно. Ещё весьма положительно был настроен к стрельбе. 50-60е годы, на даче в Болшево по Ярославской дороге, по воскресеньям устраивались весьма серьезные состязания по стрельбе из бельгийской двустволки. Первый тур состоял из стрельбы по фиксированной и движущейся мишеням, а второй тур - усложненный: участники бегали 3 круга вокруг сада и только потом стреляли, т. е. почти настоящий биатлон. Судил, конечно, М.Х. Комментировал с огромным количеством доброго юмора. Соревнования были самые серьезные, улыбок на лицах участников не было. Кто-то попадал в яблочко, а кто-то не очень. На пьедестал почета (составлялись три табурета разной высоты) поднимались, в основном Левон Чайлахян, П.С. Беликов и заядлый охотник, хозяин дачи Н.Н. Ложников. Действо украшали царица Тамара и королева Марго. Все были цветущие, остроумные, жизнерадостные. В увлекательных экспедициях на реку Урал, которые организовывал замечательный человек, Александр Аркадьевич Прокофьев, М.Х. принимал также активное участие в спортивных мероприятиях: рыбной ловле и волейболе.

М.Х. - это стойкий, мудрый, разносторонний ученый. В его кабинете, на письменном столе, под стеклом лежали периодически сменяющиеся высказывания, такие как «Нет национальной науки, также как нет национальной таблицы умножения», «Экономична мудрость бытия, все новое в ней шьется из старья», «Вежливость ничего не стоит, а ценится очень дорого» и др. М.Х. был ярким, бескомпромиссным человеком, бесконечно увлеченным наукой, человеком высочайшей эрудиции, обаяния и доброты. Мне представляется, что М.Х. можно назвать звездой на небосводе физиологии растений, а звезда - это есть соединение доступности и недосягаемости одновременно. Он умел не только преданно служить науке, но и окружать себя единомышленниками, передавать им умение мыслить и анализировать. Мы, ученики М.Х. испытываем к нему чувство огромной благодарности, восхищения и глубокого уважения.

Новая лаборатория М.Х. – 50-ые годы. Первый слева Е.А. Бритиков, вторая Р.Х. Турецкая, четвертый М.Х. Чайлахян, пятая Н.Т. Кахидзе.

1963 г. Первый приезд Лангов в Москву. На даче у Курсановых. М.Х. и Т.К. Чайлахян, А.Г. и Л.Ф. Ланги.

1974 г. Встреча в директорском кабинете ИФРа. Слева направо: Николай Владимирович Тимофеев–Ресовский, Антон Георгиевич Ланг, Андрей Львович Курсанов, Михаил Христофорович Чайлахян.

Конец 70-ых годов. Расширенная дирекция в директорском кабинете ИФРа.

Воспоминания о М.Х.Чайлахяне

Э.Л. Миляева

Хотя со времени ухода Михаила Христофоровича прошло много времени, я до сих пор благодарю судьбу за то, что она дала возможность в течение почти 40 лет работать и общаться с таким замечательным человеком.

После окончания МГУ им. М.В.Ломоносова я поступила в аспирантуру в Главный ботанический сад АН СССР к выдающемуся биохимику и разносторонне эрудированному ученому проф. А.В. Благовещенскому, который отличался научной принципиальностью и до конца жизни боролся с лысенковщиной. Кроме многочисленных работ по изучению роли белков, которым он придавал решающее значение, отрицая значение нуклеиновых кислот, за что был изгнан из Московского Университета, Андрей Васильевич публиковал в литературоведческих изданиях исследования о творчестве А.С. Пушкина, автографы которого он коллекционировал.

Восторженные рассказы о Михаиле Христофоровиче, как о замечательном человеке и ученом, я впервые услышала от руководителя моей кандидатской диссертации, доктора биологических наук, ведущего научного сотрудника Наталии Васильевны Цингер, которая когда-то работала над диссертацией под руководством А.Н. Бояркина. Она была свидетелем стойкости и принципиальности Михаила Христофоровича в отстаивании своих научных взглядов. В период господства Лысенко в Большом конференц-зале Отделения биологических наук (Ленинский проспект, дом 33) Лысенко и его приспешники организовали публичный диспут, на котором М.Х. должен был сделать доклад о своей теории флоригена. Предполагалось, что после этого доклада последуют разгромные выступления сторонников Лысенко, развенчивающие теорию флоригена, как противоречащую теории Лысенко о стадийном развитии растений. В результате этого разгрома теория флоригена должна была быть объявлена ложной, и Михаил Христофорович публично должен был отречься от своей теории. Позже супруга Михаила Христофоровича. Тамара Карповна рассказывала, что они с Михаилом Христофоровичем прекрасно понимали, что ждет их семью, если М.Х. будет настаивать на правильности своих взглядов: изгнание из Института, где он в это время уже был заведующим лаборатории, запрет на проживание в Москве и других крупных городах, лишение какой-либо работы, а может быть и тюрьма (как это уже было с некоторыми непримиримыми противниками Лысенко). И несмотря на это, Михаил Христофорович не только не изменил своих взглядов, но мужественно отстаивал свою теорию, боролся за правду в науке, показывая пример принципиальности. В результате этого диспута М.Х. был смещен с должности заведующего лабораторией. Этот выдающийся ученый сидел в закутке за перегородкой, а вместо целой лаборатории ему была оставлена одна лаборантка Т.B. Некрасова, которая затем много лет изучала переход к цветению многолетних растений: лимонов и абрикосов. Много позже, после того, как клика Лысенко была развенчена, научный подвиг Михаила Христофоровича был высоко оценен научной общественностью: он был сразу избран академиком АН СССР без предварительного член-коррства.

После окончания аспирантуры в декабре 1964 года я была принята в лабораторию роста и развития растений ИФР, возглавляемую Михаилом Христофоровичем для изучения того, что происходит в органах - мишенях для гормонов цветения, а именно изучения процесса эвокации в стеблевых меристемах. Первое мое посещение института на Ленинском проспекте д. ЗЗ для знакомства с М.Х. произвело на меня неизгладимое впечатление. Хотя по телефону мы предварительно договорились о моем визите, появившись в указанное время, я была встречена сотрудниками Михаила Христофоровича, которые объявили мне, что его сегодня нет и не будет в Институте. Помню охватившее меня чувство отчаяния и смятения: по-видимому планы Михаила Христофоровича изменились. Увидев мою реакцию, В.Н. Ложникова спросила: «А как ваша фамилия?» и, услышав ответ, предложила мне пройти в другое здание в оранжерею, куда Михаил Христофорович уединился для литературной работы. Когда я вошла в указанную мне комнату, Михаил Христофорович - пожилой человек, заведующий лабораторией встал и помог мне, недавней аспирантке, снять шубу, и сам повесил ее на вешалку. Эта необыкновенная воспитанность и вежливость меня глубоко поразила. Такие качества, выражаемые по отношению к любому человеку, независимо от его положения и должности всегда отличали Михаила Христофоровича. Так, он никогда никого не называл «на ты», а всех и девочек-лаборантов, и садовых рабочих называл по имени и отчеству.

Каждое утро, придя на работу, М.Х. обходил всех сотрудников лаборатории и с каждым персонально здоровался. Затем наступало время любимого ритуала Михаила Христофоровича – обход оранжерей в сопровождении сотрудников, каждый из которых рассказывал о своих опытах с растениями и демонстрировал их результаты. Таким образом, не только сам Михаил Христофорович, но и все сотрудники знали, что конкретно исследуют его коллеги и каковы результаты их опытов.

Удивительно, что почти за 40 лет работы с М.Х. мы никогда не видели его раздраженным, злым, и даже огорченным. Всегда доброжелательный, веселый, остроумный он такую же обстановку создавал в стенах лаборатории. Поэтому все мы, его ученики шли на работу как на праздник. Только один раз я была буквально поражена и даже напугана необычно строгим и требовательным тоном Михаила Христофоровича. Дело в том, что я поступила на работу в лабораторию роста и развития после окончания аспирантуры и долго тянула с оформлением диссертации, пока, наконец, в один прекрасный день Михаил Христофорович не вызвал меня и очень строго сказал: «Можете не ходить на работу, но чтобы через два месяца вы положили мне на стол готовую диссертацию». Не выполнить требование такого человека было невозможно. Его строгий приказ, конечно же, был выполнен, за что я была ему очень благодарна.

Поразило меня и то, что при обсуждении планов моей предстоящей работы Михаил Христофорович сказал мне, что если я получу результаты, противоречащие его теории двухфазности, то это будет так же хорошо, как и подтверждающие его теорию. В дальнейшем в нашей работе теория двухфазности системы гормонов цветения полностью подтвердилась при изучении процессов эвокации в стеблевых апикальных меристемах на клеточном и субклеточном уровнях.

Глубокий след общение с Михаилом Христофоровичем оставило и в памяти моей дочери. В 9 классе школы каждый ученик должен был пройти так называемую производственную практику на заводе, фабрике или каком-нибудь учреждении. Т.к. ученицы английской спецшколы получали специальность англоязычных машинисток-стенографисток, она была зачислена в нашу лабораторию и печатала тезисы и доклады на английском языке для предстоящей вскоре международной конференции по регуляторам роста растений в Чехословакии. В первый день работы Михаил Христофорович вызвал ее для беседы и ее поразила доброжелательная и приветливая манера общения даже с ней - школьницей. Доклады и лекции Михаила Христофоровича отличались блеском, причем вступления к ним, как правило, были оригинальны и остроумны. Содержание докладов всегда обсуждалось всеми сотрудниками лаборатории. Много раз я ездила с Михаилом Христофоровичем заграницу на международные конференции и симпозиумы, где всегда его блестящие доклады становились событием. Именно поэтому его гормональная теория перехода растений к цветению была и до сих пор остается широко известной во всем мире. Она давно стала классической и включена в учебники по физиологии растений во многих странах мира, в том числе и в США. В истории мировой науки, вероятно, нет другого примера того, как теория, выдвинутая еще в 1936 году, существовала бы много десятков лет в качестве гипотезы (т.к. гормон цветения- флориген до недавнего времени не был выделен), и была окончательно доказана только через 60 лет, когда появились адекватные молекулярные методы исследования и был идентифицирован низкомолекулярный белок, полностью отвечающий всем характеристикам гормона цветения, постулированного когда-то Михаилом Христофоровичем. У Михаила Христофоровича было много друзей, коллег и учеников не только в нашей стране, но и за рубежом. В нашей лаборатории работали американец Антон Ланг, француз Пьер Поле, болгарка Иорданка Иванова, Любинка Чулафич из Югославии, Ян Крекуле из Чехословакии и многие другие. Невозможно перечислить аспирантов, стажеров и прикомандированных из самых разных городов и республик СССР, которые постоянно работали в нашей лаборатории. Нас, сотрудников всегда поражало то, что М.Х. сохранял дружеские доброжелательные отношения даже с теми коллегами, которые не только не разделяли взгляды Чайлахяна, но и яростно критиковали гормональную теорию. Так, однажды на ежегодную лабораторную отчетную сессию был приглашен противник и критик гормональной теории Х.Х. Мошков из Института агрохимии. Все, кто делал доклады о результатах своих опытов, были готовы к трудным вопросам и критике, и Михаил Христофорович объяснял нам, что это принесет нам только пользу. Кстати, ежегодные лабораторные отчеты всегда проходили не в комнате заведующего, а в большом конференц-зале Отделения биологических наук на Ленинском проспекте 33, а позже в конференц-зале ИФР. Эта обстановка большого и помпезного конференц-зала помогала нам, молодым начинающим исследователям, привыкнуть к большой аудитории и к неожиданным вопросам многочисленных гостей, которые, как правило, специально приглашались на ежегодные лабораторные отчеты.

Михаил Христофорович был очень хлебосольным и гостеприимным человеком. Не только друзья и знакомые, но и сотрудники лаборатории часто бывали в доме Чайлахянов. Никогда не забуду многочисленные сборища в кабинете заведующего по поводу защит, праздников и др. Было всегда очень весело. Как правило, Михаил Христофорович сам намечал, кто из присутствующих произнесет тост, и неожиданно поднимал свою «жертву» с места. Зная эту особенность шефа, каждый заранее продумывал, что именно он скажет. Никогда не забуду, как вскоре после начала моей работы в лаборатории на первом же сборище по поводу проводов на пенсию Н.Т. Кахидзе Михаил Христофорович предоставил мне слово, и от неожиданности я не могла произнести ни звука и долго молчала. Это послужило мне хорошим уроком на всю жизнь.

Михаил Христофорович как ученый и как человек оставил глубокий след в сердце каждого, кому довелось с ним общаться. Особенно сильно его личность повлияла на нас, его учеников и соратников, тех, кому выпало счастье долгое время работать с этим замечательным человеком и выдающимся ученым.

Мой любимый учитель (от Голяновской С.А.)

Впервые с Михаилом Христофоровичем Чайлахяном (М.Х.) я познакомилась в 1966 г., когда у меня стоял вопрос - уходить из института или нет. Написав заявление об уходе, я пошла на подпись в дирекцию. И.О. директора института на тот короткий момент был А.А. Прокофьев. Однако Александр Аркадьевич мое заявление не подписал, сказав, что молодые кадры не должны уходить из института и посоветовал обратиться к своему другу - М.Х. Чайлахяну, в лабораторию Роста и развития. Прежде всего, хотелось бы отметить, что я была сравнительно недавно в Москве (училась в ТСХА 5 лет) - а до этого жила в Узбекистане, Туркмении. Была достаточно скована и замкнута с людьми. И вот я пришла на собеседование к М.Х. в его кабинет. Впервые я почувствовала, как мне здесь легко и свободно дышать. Светлый кабинет, длинный стол и небольшого роста, но одновременно очень теплый, большой, улыбчивый человек встал из кресла, вышел из-за стола и пожал мне руку. Это был Михаил Христофорович. Посадил около себя и стал по-дружески расспрашивать, откуда я и где училась. Я подробно рассказала, что вначале я окончила с отличием техникум в Туркмении, и связано это было в основном, с
хлопчатником. Затем кончила отделение Селекции и семеноводства ТСХА в группе Т.Д. Лысенко. М.Х., как мне показалось, особенно внимательно посмотрел на меня, затем откинулся на спинку кресла, громко и радостно засмеялся. Я была вначале слегка удивлена, сидела спокойно, ничего не понимая. Затем М.Х. успокоился, подсел ко мне поближе и вкрадчиво спросил: "И что же такое наследственность?" Поскольку мы, ученики Т.Д. Лысенко, знали это как «Отче наш», я громко и четко отрапортовала: «Наследственность - есть свойство живого тела требовать определенных условий для своей жизни, своего развития и определенно реагировать на те или иные условия» («О положении в биологической науке». Стенографический отчет сессии ВАСХНИЛ., М., 1948. С. 28). М.Х. стал абсолютно серьезным и вдруг ударил двумя руками по столу и твердо, и громко сказал: «Забыть, как страшный сон. Год слушать лекции по физиологии растений в МГУ. В лабораторию я Вас беру, Вы не виноваты ни в чем. Ваша задача – читать и осмысливать все по-новому.

В лаборатории М.Х Чайлахяна шли работы по изучению влияния фотопериодов и гормонов на рост и развитие растений, и на тот момент уже широко развернулись исследования по изучению метаболизма РНК, ДНК, белка с помощью радиоактивных изотопов in vivo и in vitro. Прошли годы, и я была счастлива показать М.Х., как была выделена нативная ДНК и намотана на стеклянную палочку. М.Х. так радовался за наши успехи, как в науке, так и в моем мировоззрении.

Очень помогали нам в работе по освоению новых достижений в науке краткие литературные коллоквиумы, которые проводились по понедельникам. С 9 до 10 утра за круглым столом вместе с М.Х. мы докладывали в своей группе, что появилось за неделю в этой области.

Работать с М.Х. было большим счастьем, поскольку он так был увлечен своей работой, что это передавалось нам и являлось смыслом жизни. А его приезд на работу также особенно запомнился мне. М.Х. приезжал на работу в 9⁰⁰. Сотрудники лаборатории (а нас было около 30 человек) выходили из лаборатории и стояли в белоснежных халатах около дверей, чтобы поздороваться и обменяться двумя-тремя фразами и теплыми рукопожатиями с М.Х.

М.Х. прекрасно умел не только делать доклады, на которые собиралось такое количество сотрудников, что даже все ступеньки в конференц-зале были заполнены до отказа, но и ярко показывал нам «мастер-класс» по прививкам, которые он делал своими руками вместе с А.Г. Лангом.

Мы часто выезжали с М.Х. на научные конференции - в Ленинград, Махачкалу, Ташкент, Ереван, Тбилиси и др. Удивляло и радовало то, как его все ждали, любили, узнавали, и мы, сотрудники лаборатории, «купались» в лучах его славы. Это были, пожалуй, самые счастливые годы за всю мою научную жизнь.

Наш учитель

Л.В. Ковалева

В 1966 году после окончания Ленинградского государственного университета я переехала жить в Москву. В поисках работы, я пришла в ИФР, имея при себе рекомендательное письмо от завкафедрой физиологии и биохимии растений ЛГУ проф. С. В. Солдатенкова. Ученый секретарь института В. И. Кефели направил меня в лабораторию роста и развития, руководимую Михаилом Христофоровичем Чайлахяном, в группу Евгения Алексеевича Бритикова, основоположника изучения физиолого-биохимических механизмов опыления и оплодотворения высших растений, где я и проработала 34 счастливых года.

Два дорогих для меня человека, Михаил Христофорович и Евгений Алексеевич, были во многом похожи, оба с очень нелегкой судьбой, добрейшие, умнейшие, интеллигентнейшие, с большой силой воли и мужества. Вокруг этих людей была какая-то аура доброты и сердечности, вовлекавшая в свой круг многих хороших людей, включая Галину Николаевну Лотову и Людмилу Ивановну Янину - двух ближайших помощниц Михаила Христофоровича и самых верных и надежных моих друзей. Эти записки - наши общие воспоминания о дорогих для нас людях. Вспоминая Михаила Христофоровича, мы понимаем, как нам сейчас не хватает этого удивительного и мудрого человека.

Доброжелательность, юмор, готовность помочь, тактичность, выдержка, интеллигентность М.Х - все это создавало особую ауру в лаборатории. Работать с таким руководителем было одно удовольствие. Идешь на работу, как на праздник, и обязательно услышишь его приветствие: "Здравствуйте, сударыня! Как жизнь молодецкая? " Не зря же все сотрудники лаборатории называли М.Х шефом, вкладывая в это слово всю полноту смысла. Для нас он был не просто руководитель, а прежде всего - опора. Для всех нас, сотрудников лаборатории, М.Х был настоящим шефом.

М.Х был требовательным, но его требования были настолько тактичными, что больше походили на просьбу и отказать или не выполнить их было невозможно. Поэтому работать с ним было легко и очень приятно. Даже то, как он, входя в институт, одинаково приветливо здоровался со всеми, будь то гардеробщица, вахтер или уборщица, говорит о том, какого такта был этот человек. Михаил Христофорович был всегда внимателен к своим сотрудникам и в большом, и малом. Если у кого-то был особенно удачный опыт, вся лаборатория в полном составе во главе с М.Х двигалась к оранжерее. " 42 года работы под руководством М.Х. пролетели как один день",- повторяет Людмила Ивановна.

Рядом с М.Х был всегда душевный покой и порядок, как-то все кругом выстраивалось "по ранжиру" - одно из его любимых слов: он так всегда требовал расставлять растения в оранжерее, чтобы обеспечить благоприятные условия для их нормального роста и развития. С той же твердостью и настойчивостью, не жалея своих сил и времени, М.Х помогал сотрудникам лаборатории преодолевать различные препятствия в их жизни. Он всегда был рядом в трудную минуту.

Л.И. Янина вспоминает, как много ей рассказывал о чуткости, доброте и такте Михаила Христофоровича старейший сотрудник лаборатории, прекрасный методист и энциклопедически образованный человек, Алексей Николаевич Бояркин, который оказался в сложной ситуации в связи с тяжелой болезнью близкого родственника.

Евгений Алексеевич Бритиков, будучи студентом Тимирязевской академии, ушел добровольцем на фронт, был тяжело ранен под Москвой, вернулся инвалидом (потерял ногу), устроился на работу в ИФР. М.Х. помогал молодому сотруднику устроить тяжелый послевоенный быт. Позднее Е.А. стал ученым секретарем института, а затем заместителем директора по научной работе, одновременно увлеченно работал в лаборатории, готовил докторскую диссертацию, но судьба преподнесла ему еще одно тяжелейшее испытание - неизлечимую болезнь. И опять М.Х был рядом, писал письма коллегам за рубеж с просьбой прислать для Е.А. лекарства, которых у нас в стране не было, устраивал его в ведущие медучреждения для обследования и лечения.

После преждевременной смерти Евгения Алексеевича в 1974 году М.Х не оставил без своей поддержки и меня. Он не закрыл тематику группы, что было бы логично и целесообразно и как обычно поступают завлабы в подобных ситуациях. Как всегда в сложных ситуациях, М.Х прежде всего проявил чуткость к судьбе молодого сотрудника. После серьезной беседы со мной он предложил мне продолжить самостоятельно работу по прежней тематике при условии, что я в ближайшее время напишу две - три статьи и буду думать о диссертации. При постоянной поддержке М.Х я защитила через три года кандидатскую диссертацию, что позволило мне в дальнейшем заниматься любимым делом. И за это счастье я благодарна М.Х.

Помог М.Х мне написать и докторскую диссертацию, хотя ее защита состоялась уже после того, как он ушел из жизни. Дело в том, что М.Х не только постоянно проявлял интерес к моей работе, но и разрешил мне вечерами работать в его кабинете, где я и написала диссертацию. В кабинете была особая обстановка, располагающая к работе, как будто какие-то флюиды даже в отсутствие хозяина исходили от его рабочего стола, кресла, книг, и всего, что там находилось. Всю свою жизнь М.Х. с большой любовью и уважением относился к своим учителям и ученым, с которыми пересекался его жизненный путь. В его кабинете висели портреты Н.И.Вавилова, Н.Г. Холодного, Н.А. Максимова, А.А. Рихтера, Д.А. Сабинина, Г.С. Зайцева. М.Х хотел, чтобы лица этих людей всегда были у него перед глазами. И когда уже не было рядом М.Х., на последнем этапе подготовки к защите, чувствуя поддержку сотрудников ИФРа (Н.П.Аксеновой, Р.Г. Бутенко, О.Н. Кулаевой, А.Т. Мокроносова), я понимала, что за ними тоже стоит дорогой Михаил Христофорович.

Л.И.Янина вспоминает, что в последнюю в своей жизни командировку Михаил Христофорович поехал в Ленинград со своими сотрудниками. Будучи знаком с директором Эрмитажа Борисом Борисовичем Пиотровским, М.Х. решил познакомить своих сотрудников с этим неординарным человеком. Б. Б. отложил свои дела и пригласил М.Х. с сотрудниками в Эрмитаж, принял их в своем кабинете, сам провел гостей по запасникам музея, рассказал много интересного. Встреча этих двух седовласых корифеев была очень трогательной. Чувствовалось огромное взаимное уважение этих замечательных людей.

В заключение привожу личные воспоминания Галины Николаевны Лотовой. "6 мая 1966 г. я в первый раз переступила порог ИФРа. К этому времени я побывала уже в нескольких экспедициях Алтая, Якутии и Западной Сибири и очень полюбила эту работу, она была мне по душе, канцелярской работы я очень боялась. "Надо пережить это лето, а там будет видно", подумала я. Но жизнь распорядилась иначе: я "застряла" в ИФРе, познакомилась с хорошими людьми, а самое главное, я была все эти годы рядом с М.Х. Я часто бывала дома у М.Х., сидела как мышка за его спиной у маленького столика и писала бесконечный список литературы, а утром следующего дня М.Х. подавал новый вариант работы. Казалось, что конца этой работы никогда не будет. Но приходила Тамара Карповна и приглашала нас к чаю. Об этой женщине можно писать отдельную книгу. В свои 60 лет она была обворожительной. Всегда встречала с улыбкой. М.Х. весело шутил, а затем все снова шли за столы. Планируя работу на следующий день, он спрашивал: "Голубушка, Вы сможете быть к 10 часам завтра?" Так незаметно, в постоянной работе, прошли целых тридцать лет. Я счастлива, что все эти годы была рядом с таким человеком и, как могла, помогала ему. Общение с ним всегда было праздником. Спасибо Михаилу Христофоровичу, что он был с нами. Мы его никогда не забывали и не забудем".

Ученый совет ИФРа – 1975

20 апреля 1993 г. в Институте физиологии растений им. К.А. Тимирязева РАН состоялось Первое чтение памяти академика Михаила Христофоровича Чайлахяна. По решению Бюро Отделения биохимии, биофизики и химии физиологически активных соединений РАН чтения будут проводиться раз в два года в марте в рамках общей тематики "Гормоны, гены и онтогенез растений".

Предполагается, что каждое чтение будет состоять из двух лекций, одну из которых будет читать российский и одну - иностранный ученый.

Учредителями Чайлахяновских чтений являются Всероссийское общество физиологов растений, Биологический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова и Институт физиологии растений им. К.А.Тимирязева РАН (председатель Оргкомитета – проф. В.И. Кефели).

М.Х.Чайлахян был ученым мирового ранга, создавшим новое научное направление в области гормональной регуляции. Предложенная им еще в 1935 г. гормональная гипотеза перехода растений к цветению позволила по-новому взглянуть на ряд крупных фитофизиологических проблем: фотопериодизм, фототропизм, фотоморфогенез и проблему целостности растительного организма. Многолетние исследования М.Х.Чайлахяна и его многочисленных учеников и последователей имеют большое значение не только для теории физиологии растений, но и для решения практических задач по повышению продуктивности культурных растений, химической регуляции их роста и онтогенеза, цветения и клубнеобразования.

Первыми лекторами стали: чл.-кор. РАН Р.Г. Бутенко (Россия) "Клеточные и молекулярные аспекты морфогенеза in vitro" и профессор А.Г. Ланг (США). "Гормональная регуляция цветения растений."

В лекции Р.Г.Бутенко были рассмотрены механизмы соматического морфогенеза и описана роль гормонов в индукции почек и корней. Особое внимание было уделено селекции соматических клеток.

Оргкомитет первых чайлахяновских чтений

(1993 г. )

Кефели В.И. – председатель

Ложникова В.Н. – ученый секретарь

Аксенова Н.П.

Андреев Л.Н.

Мокроносов А.Т.

Бутенко Р.Г.

Кулаева О.Н.

Ермаков И.П.

Муромцев Г.С.

Полевой В.В.

Юсуфов А.Г.

Хрянин В.Н.

Чайлахян Л.М.

Меркис А.И.

Шевелуха В.С.

Сытник К.М.

Первую лекцию Первых Чайлахяновских чтений прочитала

профессор, Бутенко Раиса Георгиевна, ИФР

член–корреспондент АН СССР

Вторую лекцию Первых Чайлахяновских чтений прочитал

профессор, Антон Георгиевич Ланг

MSU DOE Plant Research Laboratory, Michigan

State University, East Lansing, USA

член Национальной Академии Наук США

Отрывки из выступлений на Чайлахяновских Чтениях

Р.Г. Бутенко

КЛЕТОЧНЫЕ И МОЛЕКУЛЯРНЫЕ АСПЕКТЫ

МОРФОГЕНЕЗА РАСТЕНИЙ IN VITRO

Фрагмент доклада

Академик М.Х.Чайлахян, памяти которого посвящено чтение этой лекции, прекрасно владел и системным, и модельным подходами к изучению онтогенеза растений. Его внимание при этом привлекали не  столько существующие, стабильные состояния в онтогенезе, сколько возникающие, переходные. Самая большая любовь была отдана им изучению процесса перехода от вегетативного роста к цветению. Растения, различающиеся фотопериодической реакцией, приходящие к цветению только в условиях длинного или только короткого дня, предоставили М.Х.Чайлахяну возможность использовать фотопериод как сигнал эвокации цветения. Согласно разработанной им гормональной теории развития растений [Чайлахян, 1937], медиаторами в передаче светового сигнала из листьев к меристемам почек служат эндогенные гормоны, синтез и соотношение которых меняются при разной длине дня.

В качестве одного из примеров системного подхода в работах М.Х. Чайлахяна можно сослаться на эксперименты по установлению связи фактора, вызывающего цветение короткодневного растения периллы красной (Perilla frutescens Var.) с транспортом ассимилятов из листа, поставленного в условия короткого дня. Транспорт ассимилятов к меристемам почек из листа, оставленного на длинном дне, не приводил к эвокации цветения.

30 марта 1993 г.

А.Г. ЛАНГ

Гормональная регуляция цветения растений

Вступление

Получив приглашение дать одно из первых Чайлахяновских чтений, за которое выражаю искреннейшую благодарность оргкомитету и его председателю В.И. Кефели, я был очень обрадован. Я глубоко уважал Михаила Христофоровича и как выдающегося ученого, и как замечательного человека. Мы были хорошими друзьями (и это включало дружбу наших семей). Очень приятно иметь возможность выразить свое почтение к нему, особенно в этом собрании, где, мне думается, все присутствующие его знали и почитали.

С работами Михаила Христофоровича я впервые познакомился еще будучи студентом-аспирантом Берлинского университета. Получив в 1939 году степень доктора (кандидата), я поступил младшим научным сотрудником к доктору Георгу Мельхерсу – другому пионеру в области физиологии цветения. Мельхерс обменивался трудами с Михаилом Христофоровичем и получил первую его книгу “Гормональная теория развития растений” (1937). Поскольку Г. Мельхерс русским языком не владеет, мне пришлось перевести всю эту книгу на немецкий язык, так что с тогдашним состоянием работ Михаила Христофоровича я ознакомился очень тщательно. Связи эти продолжались даже в первые годы мировой войны, при пресловутом пакте Гитлера со Сталиным, имелись даже планы поехать в Советский Союз и познакомиться с работами Михаила Христофоровича и других физиологов растений. Однако, когда фашистская Германия напала на Советский Союз, всякие связи конечно прервались и они восстановились только приблизительно 15 лет спустя, когда я уже находился в Америке – сперва один год в Канаде, потом в США. Я тогда даже смог послать Михаилу Христофоровичу некоторое – очень небольшое количество гиббереллина, при помощи которого он начал свои обширные и проницательные исследования о влиянии гиббереллинов на цветение растений. Наконец, в 1963 году дело дошло до личной встречи, когда мы с женой Лидией Федоровной, смогли приехать в Советский Союз на основании соглашения по научному обмену между национальной Академией наук США и АНСССР. Два месяца я был стажером в лаборатории Михаила Христофоровича, и моей главной сотрудницей была В.Н. Ложникова, а третий месяц мы посещали научные учреждения в Ленинграде, Киеве, Ялте, Тбилиси и Ереване. В Ереване нас сопровождал Михаил Христофорович Чайлахян со своей женой, очаровательной Тамарой Карповной. За первой встречей последовали многие другие, в Москве, где в 1975-1976 годах я опять стажировался в его лаборатории, на этот раз около полугода, и в Армении, где Михаил Христофорович с Тамарой Карповной нас ознакомили с некоторыми из многочисленных природных и исторических достопримечательностей любимой страны своих предков. Михаил Христофорович рассказывал бесконечные армянские истории и анекдоты “армянского радио”. Встречались мы, часто вместе с Тамарой Карповной и Лидией Федоровной, и на разных съездах в Германии, Франции, Великобритании и в Канаде. В 1969 году мы с Лидией Федоровной были “гидами” Михаила Христофоровича и Тамары Карповны в Америке, сопровождая их из г. Ист-Лансинга в штате Мичиган до г. Сиэтла в штате Вашингтон на ХI Международный ботанический конгресс. Последняя встреча была в Москве в 1990 году, после смерти Тамары Карповны, в начале периода гласности и перестройки. Когда мы вернулись осенью 1992 года, Михаила Христофоровича уже не было.

Однако, хотя приглашение дать Чайлахяновское чтение меня и очень обрадовало, оно вызвало и некоторые сомнения и волнения. Диапазон научной работы Михаила Христофоровича весьма широкий, включая исследования по цветению in vitro, полу растений, образованию клубней и ряду других вопросов. Но в то же время он имел очень определенные общие идеи о науке – можно сказать свою ученую философию, которые он не только прилагал к собственным исследованиям, но и к научной работе вообще, и которых он придерживался, не допуская ни малейшего компромисса. Особенно очевидным это было в период господства в больших областях советской биологии “учений” Т. Д. Лысенко, когда Михаил Христофорович, несмотря на личные трудности и неприятности, ни разу не уступил и не поддался этому научному шарлатану и его последователям и покровителям. Об этих качествах Михаила Христофоровича говорила очень проницательно Р. Г. Бутенко в своем чтении, и я не мог бы добавить много значительного. Но отдать должное такому человеку в докладе в 50-60 минут – не просто. Я поэтому решил ограничиться одной темой, которая, однако, представляет и мой собственный первичный научный интерес и, мне думается, была всегда особенно близка и сердцу Михаила Христофоровича – а именно, физиологией цветения, в частности регуляцией перехода растений от вегетативного роста к закладке цветков...

Из Заключения

Участие гормональных “сигналов” в регуляции цветения молодым физиологам растений может показаться не особенно достопримечательным. Сегодня, конечно, нам известен целый ряд растительных гормонов, и их участие показано в регуляции процессов роста и развития во всех стадиях жизни высших растений. Однако в 1936 году, когда М. Х. Чайлахян предложил концепцию флоригена, был известен только один фитогормон – ауксин, и его существование, и его роль в росте и развитии растений были далеко не универсально приняты, а регуляция цветения вообще объяснялась на основе содержания питательных веществ в растении. Интересно отметить, что самые первые представления о регуляции цветения были очень похожи на представления, предложенные М. Х. Чайлахяном. Великий германский физиолог растений Ю. Сакс в конце прошлого столетия развил идею о существовании органо-образующих и, в частности, цвето-образующих веществ (organbildende Stoffe, blutenbildende Stoffe), которые образуются и накапливаются в растениях и могут оказать влияние в таких частях растения, в которых они не образуются. Однако нужно отметить, что наблюдения, на которых Сакс основал свою гипотезу, были не очень убедительными и были доступны иным толкованиям; гипотеза Сакса широкого признания не нашла. Ей в замену в 1903 году Г. Клебс, предположил, что основной предпосылкой для цветения и для репродуктивного развития низших растений является преобладание углеродных питательных веществ или ассимилятов над азотистыми. Это представление немного позже, в 1916 году, было принято в США физиологом растений И. Дж. Краусом и фитохимиком Х. Р. Крейбиллем, исследования которых привлекли к себе очень широкое внимание, так как они безусловно являлись значительной попыткой основательного экспериментального подхода к вопросу о регуляции. Однако приходится опять заметить, что экспериментальные результаты Крауса и Крейбилля были неубедительны. Они обращали внимание в первую очередь не на цветение, а на плодоношение, но их данные, хотя и отмечают разные интересные изменения между состоянием питания растения и его развитием, достоверную корреляцию между уровнем углеродных и азотистых веществ в растении, с одной стороны, и его цветением, с другой, не показывают (Cameron, Dennis, 1986). Однако их работа служила основой многих дальнейших работ по физиологии цветения, и предположение Чайлахяна, Мошкова, Мельхерса, что цветение в первую очередь регулируется “гормонами цветения”, было истинно революционным и сперва было принято далеко не единодушно. Но сегодня, хотя между исследователями по физиологии цветения есть некоторые разногласия о характере флоригена и некоторые из них предпочитают более неопределенное название “флорального стимула”, в существовании такого типа регулятора цветения едва ли кто-нибудь сомневается. Мошков и Мельхерс, хотя еще сделали ряд важных дальнейших вкладов в физиологию цветения, перешли к другим областям экспериментальной биологии растений. Михаил Христофорович Чайлахян продолжал работать по цветению всю жизнь; мы ему обязаны множеством самых существенных открытий. И если Ю. Сакс был основателем ранней физиологии цветения и основателем всей физиологии развития растений, то Михаила Христофоровича можно безусловно назвать основателем современной физиологии цветения.

30 марта 1993 г.

Ян Крекуле

Фотопериодическая регуляция цветения:

типы сигналов и их роль

Вступление

Эта лекция посвящена памяти профессора М. Х. Чайлахяна. В ней рассмотрены проблемы инициации цветения – важнейшей стадии развития монокарпных растений. Приводятся доводы в пользу существования стимула цветения флоригенной природы, который появляется в результате коррелятивных изменений биоэлектрических потенциалов. Изменения в уровне цитокининов в листьях, стебле и корнях не связаны с фотопериодической индукцией цветения.

Я считаю для себя большой честью выступить с лекцией на втором чтении, посвященном памяти профессора Михаила Чайлахяна. Я бы хотел также поздравить организаторов этих чтений с прекрасной идеей поддерживать память об этом великом ученом, создавая традицию таких научных встреч.

Мне кажется уместным обратиться к проблеме мобильных сигналов, регулирующих инициацию цветения. Профессор А. Ланг уже рассматривал эту проблему два года назад, в своей лекции на первом Чайлахяновском чтении. Он также рассказал о годах своего близкого сотрудничества с лабораторией роста и развития в Москве. В моей лекции прозвучит тот же “лейтмотив”. Я коснусь не только научных проблем, связанных с флоригеном как индуктором цветения, но и расскажу о своих личных контактах с Михаилом Христофоровичем.

Я встретил его впервые в конце пятидесятых. Я покинул группу юных туристов и, вместо того чтобы посвятить день экскурсиям по Москве (это прегрешение против культуры я с лихвой искупил позже), отправился в Институт физиологии растений им. К. А. Тимирязева, который тогда еще размещался в старом здании на Ленинском проспекте, чтобы увидеть человека, имя которого я узнал, когда готовил кандидатскую диссертацию. Я нашел его в оранжерее в компании огромных растений табака. Гибберелловая кислота была тогда в центре внимания ученых, занимающихся биологией развития. Это был первый идентифицированный сигнал цветения, и мы все испытывали восхищение перед этим чудодейственным веществом. Я был удивлен теплым приемом, оказанным “незваному” гостю, и, не испытывая никакой разницы между поколениями, мы обсудили некоторые наблюдения, касающиеся влияния ГА на развитие озимой пшеницы. Затем по инициативе и при помощи Михаила Христофоровича эти наблюдения были опубликованы в Ботаническом журнале. Это была моя первая зарубежная публикация. С тех пор мы часто встречались, и позже наши лаборатории начали длительную совместную работу. Наиболее важным результатом этого сотрудничества было появление оригинальных статей о гормональной регуляции цветения, соавторами которых были сотрудники обеих лабораторий.

А в личном плане – в кабинете Михаила Христофоровича накапливалось все больше видов Праги, рисунков, гравюр и фотографий, а в Праге, соответственно увеличивалась коллекция русских сувениров из дерева и металла. Это была большая привилегия – встречаться с таким замечательным ученым. Михаил Христофорович был открытый и тактичный человек, настоящий страж научной этики. Я с гордостью отношу себя к числу его учеников...

19 мая 1995 г.

В. Н. Хрянин

Эволюция и регуляция пола у растений

Вступление

Для меня, как ученика Михаила Христофоровича Чайлахяна является большой честью выступить с лекцией на VII чтении, посвященном его памяти. Впервые я встретил его в 1964 году, но близко познакомился с ним в 1967 году, когда принес в лабораторию роста и развития растений свою кандидатскую диссертацию на внешний отзыв. Михаил Христофорович, посмотрев работу, обратил внимание на те результаты, которые касались влияния гиббереллина на изменение признаков пола у растений конопли. Дальнейшее знакомство проходило не в кабинете Михаила Христофоровича, а в светлом дворике Института физиологии растений им. К. А. Тимирязева. Чтобы окончательно убедиться, что я за человек, он в заключение беседы задал мне неожиданный вопрос: чем отличается правда от истины? Я что-то ответил по-школярски. Михаил Христофорович тогда сказал, что правда может быть кривдой, а истина – та степень знаний, к которой надо постоянно стремиться и как говорил Г. Гегель: “Истины рождаются и умирают… но рождаются как ересь, а умирают, как предрассудок”. Потом, доброжелательно улыбнувшись, Михаил Христофорович предложил совместную работу по проблеме пола. Позднее подробный план проведения экспериментов обсуждался в присутствии друга Михаила Христофоровича – А. Г. Ланга, который сказал, что над проблемой пола в 30-х годах нашего столетия работали американские ученые, но из-за сложности в исследованиях оставили ее. “Так что не создавайте трудностей молодому человеку”. На это Михаил Христофорович ответил: “Виктор Николаевич – крестьянин, он трудностей не боится и ему нечего терять, пусть работает”.

Так началась наша дружба, которая продолжалась четверть века. Совместные поездки по стране и за рубежом, его рассказы о жизни во время прогулок оставили неизгладимый след в моей жизни. Михаил Христофорович обладал большой эрудицией, глубокой убежденностью и преданностью науке, доброжелательностью к людям. Он был прекрасный организатор научных исследований и блестящий оратор. Его доклады всегда отличались логикой и остротой мысли, простотой и ясностью изложения материала, строгой аргументацией фактов. Он был виртуоз постановки и проведения экспериментов, настоящий варпет – мастер. В свои 80 лет он продолжал делать прививки в оранжерее при температуре 30-35^оС.

Идеи Михаила Христофоровича о растительном организме как целостной системе были неразрывно связаны с изучением физиологических функций у растений на молекулярно-биологическом уровне. Это направление и развивают в настоящее время его ученики и сотрудники лаборатории роста и развития растений, носящей его имя. На разных уровнях изучается нами и проблема пола у растений...

20 апреля 2000 г.

12-ые Чайлахяновские чтения

2000-es

M. Chailakhyan colleagues with the new head of Laboratory G. Romanov (in the center). Left wing: Chailakhyan's "guard", Nina Axenova, Tatjana Konstantinove, Tamera Barrina, Elvina Miljaera.

В 2010 году состоялись 12-ые Чайлахяновские чтения. Это был как всегда праздник науки и радостного человеческого общения. Были маститые ученые из разных уголков нашей страны и ближнего, и дальнего зарубежья. И было много заинтересованных и увлеченных молодых людей, что очень отрадно: несмотря ни на что, жизнь науки и, в частности, идеи Чайлахяна и его продолжателей вызывают живой интерес.

Профессор Джордж Купланд (George Coupland) (Великобритания - Германия) выступил с лекцией на тему «Сезонный контроль цветения у однолетних и многолетних растений». Ниже мы приводим фрагмент статьи, написанной проф. Г.А. Романовым, председателем оргкомитета Чайлахяновских Чтений.

XII Чайлахяновские Чтения

(фрагмент статьи)

В своей лекции (на 12 Чайлахяновских чтениях) проф. Купланд детально обрисовал процессы, приводящие к цветению у фотопериодически-чувствительных растений, относящихся к роду Arabis. Для сравнения были взяты однолетники, широко известные модельные растения арабидопсиса (Arabidopsis thaliana), и его родственники многолетние растения из рода Arabis. На примере арабидопсиса докладчик продемонстрировал тонкие молекулярные механизмы взаимодействия генов и белков, регулирующих переход к цветению, способы и пути передачи сигнала из воспринимающего органа (листа) в орган эффекторный (апекс), и особую роль белка FT (Flowering locus T) в этих процессах. Особый интерес вызвали новейшие данные о том, как на уровне макромолекул клетки реализуется взаимодействие внутренних часов растения (циркадные ритмы) и внешних сигналов (фотопериод, воздействие света).

Проф. Купланд отдал должное научному гению М.Х. Чайлахяна, предсказавшему существование флоригена почти за 70 лет до его окончательной идентификации и описавшему на основе своих физиологических экспериментов основные свойства этой гипотетической тогда субстанции.

Дж. Купланд признал, что белок является главным компонентом флоригена и выполняет гормональные функции, в полном согласии с гипотезой М.Х. Чайлахяна. Таким образом FT и подобные ему белки с активностью флоригена можно признать первыми белковыми гормонами, обнаруженными у растений.

Надо признать, что проф. Купланд был одним из первых, кто доказал участие белка FT в переносе сигнала цветения из листьев в стеблевой апекс.

После лекции проф. Купланд был удостоен, по традиции Чайлахяновских чтений, высокой награды: персональной памятной медали, присуждаемой приглашенным докладчикам Чтений.

Доктор биологических наук, Г.А. Романовым

Бюллетень общества физиологов

растений России.

Выпуск 21, Москва 2010 г.

Книга повествует о выдающемся ученом М.Х. Чайлахяне, создателе гормональной теории цветения, о его друзьях и соратниках.

Дружеское застолье, посвященное 100-летию М.Х. Чайлахяна, вел член-корреспондент РАН Л.М. Чайлахян (сын М.Х.)

Письма и фотографии из семейного архива ученого

 передают те чувства дружбы, любви,

 то благородство стремлений и бескорыстность,

 которыми Господь наделил ушедшее поколение.

Выбранные места из семейной переписки

Москва, Кратово, Казанская жел. Дор., Проезжая ул. Д. 3

Чайлахян Тамаре Карповне.

Дорогая Тамара,

Сегодня 13 июня, вечер, сижу у себя в Центральной гостинице в номере, далеко не в таком, как в “Астории” или “Интуристе” (умывальник на другом конце коридора, а душ общий, а лучше номеров нет) и пишу тебе письмо.

Сегодня закончилась сессия, которая, в общем, прошла хорошо; что касается меня, то я сделал доклад, имел три выступления и председательствовал на одном из заседаний секции физиологии и биохимии растений. Примерно то же было у Алексея Андреевича, с которым мы живем в одном коридоре, и все время встречаемся в ресторане “Сибирь” и на пленарных заседаниях. Ресторан находится в том же коридоре и в определенные часы отведен для делегатов сессии, есть хорошие творог и кефир, на которые мы налегаем по утрам, а днем после обеда хороший мандариновый компот. 12-го были вечером на званом ужине у Реймерсов и они приняли нас очень хорошо. Были Разумов, Солдатенков, Генкель, Толмачев и я, словом физиологи растений, кроме Толмачева, который флорист, но внук Карпинского по одной линии и бурят-монголки по другой линии – талантливый ленинградец, молодой человек моих лет и по слухам покоритель сердец противоположного пола. Наиболее сильное впечатление до сих пор на меня произвели 7-и часовой перелет из Москвы в Иркутстк. Это ни больше, ни меньше сказочный ковер-самолет. На сотни и тысячи километров все время солнце, так как выше облаков бывает (высота 10-12 тысяч километров), а внизу сплошная Арктика с плотным ледяным и снежным покровом. Затем вдруг все это проваливается, и на сотни километров далекая земля и леса кажутся пятнами, а огромные озера маленькими кружками.

Сильное впечатление произвела Иркутсткая гидроэлектростанция, еще строящаяся. Огромная бурная Ангара (я еще такой широкой реки не видел) перекрыта плотиной из камня и цемента, очень высоко поднялась, и из двух работающих турбин вырываются разъяренные волны сдавленной могучей реки, чтобы через 1-2 километра вновь разлиться на необычно широкий простор. Вчера на этих легких волнах Ангары мы с Разумовым и Генкелем гребли на лодке, провожали заходящее солнце и встречали восходящую луну.

Были в Иркутске недалеко от знаменитой тюрьмы, у дома, где по окончании каторги жили Волконские, и у дома, где жили Трубецкие. Недалеко от этих домов в женском старинном монастыре поклонились могиле княгини Трубецкой и ее детей, которые уже не смогли вернуться в Россию из Сибири.

А теперь собираюсь уже ложиться, так как завтра в семь часов утра выезжаем человек 60 на автобусах в горные Саяны, а потом на катерах по Байкалу. Пробудем в поездке 14-16, вернемся 17-го вечером, а в ночь на 18 курьерским вместе с Солдатенковым выезжаем в Москву.

Крепко целую тебя, Машеньку, Томочку, Инночку, Леву, привет Соне и Лене и всем близким.

Миша.

Лето, 1957 г.

Иркутск, Центральная Гостиница,

М.Х.Чайлахян

Письма в Крым

Ялта Крымская, Мисхор, пансионат Мисхора, корпус 2, палата 23, Чайлахян Тамаре Карповне.

Дорогие Тамара и Машенька, не дожидаясь вашего второго письма, пишу о новостях, которые есть у нас.

Нашего Леву утвердили в степени кандидата биологических наук, и он сегодня поехал в ВАК, чтобы получить диплом кандидата. Это резко к лучшему меняет материальное положение их довольно большой семьи. Вчера Лева получил пропуск на Дальний Восток и 16-18 июля вся их экспедиция выезжает на место назначения. Он очень доволен, я тоже рад за него – экспедиция, конечно, интересная.

Мои дела хороши в том смысле, что я вижу конец – когда я закончу свой третий и последний доклад. Как только кончу – 12-13 июля – жизнь у меня пойдет спокойная, и я смогу подышать чистым воздухом и погреться на солнышке.

Вы, наверное, уже загорели и приспособились к крымскому климату, а также к некоторым неудобствам жизни. Все спрашивают о вас и я рассказываю, что Маша купается в Черном море, а мама, вместо того, чтобы тянуть ее на берег (“я тебе мама или я тебе нет”) сама плещется в волнах рядом.

Дорогие мои, я очень прошу вас денег не экономить, покупать вкусные вещи и фрукты и, если не очень жарко, то совершать поездки в интересные места.

В общем, мне хочется, чтобы вы ни о чем не заботились, а полностью отдыхали и телом, и душой, а также развлекались.

Насчет знакомств, что Машеньке скучно – так, наверное, можно в доме отдыха и в волейбол поиграть и вместе в кино пойти. Не надо только быть букой. Надеюсь, вы мне напишите, как решили на второй месяц устроиться.

Мои дела без изменения, теперь говорят, что в Нью-Йорк поеду, а в Монреаль нет?

Все шлют вам приветы.

Крепко целую вас обеих. Надеюсь на альбом Машиных фотоснимков Крыма.

Миша.

P S. Надеюсь, что Наири ваше письмо получит.

Лето, 1959 г.

Ялта Крымская, Мисхор, панисонат Мисхора, корпус 2, палата 23, Чайлахян Тамаре Карповне.

Дорогие Тамара и Машенька,

Итак, сегодня утром вместе с Инночкой проводили нашего Левчена во Владивосток на остров Путятин, он вместе с товарищем по экспедиции выехал поездом, а остальные три человека вылетают через пять дней самолетом и будут встречать их поезд во Владивостоке. У Левы все сложилось хорошо – диплом кандидата биологических наук он получил и сдал в учреждение, все дела успел сделать, целыми днями занимался с утра до ночи упаковкой и организацией экспедиции. Вчера они с Инночкой были у меня – мы устроили самодельный обед, а потом втроем поехали в кинотеатр около Красносельской станции метро и с 9 часов вечера смотрели две серии “Война и мир” подряд. Чудесная картина! смотрится с упоением.

На дорогу Левочке я привез курицу из нашего “Гастронома”, бутылку коньяка, чтобы в день открытия работ биологической станции, они распили, один фонарик и еще раньше очки. Вспомнил о ваших изумительных пляжных очках.

Позавчера уехали Роде и просили передать вам приветы. Адрес Левочки с 1-го августа по 15 октября такой: Приморский Край, Шкотовский район, остров Путятин, до востребования.

Девушку-няню уже окончательно оформили и прописали, она поедет на дачу с 15 августа. Инночка очень рада, так как ее будущее значительно просветлело. Позавчера звонила Арпик Ивановна, очень пожалела, что я не еду в Канаду, передавала привет.

Сегодня днем после работы в Ин-те сижу дома и вдруг звонок – открываю дверь – Софья Ивановна! Вместо трех недель пробыла в деревне две недели, была попутная машина, привезла яиц, меду, творога. Пребыванием в деревне осталась довольна.

Вчера отправил свой доклад в Нью-Йорк, на будущей неделе отправлю оба доклада в Канаду, в Монреаль. Сейчас их переводят на английский язык, а я занимаюсь иллюстрациями к ним – имею дело с фотографами и художником. Если я не поеду ни туда, ни сюда (туда – США, сюда – Канада), то, во всяком случае, мои доклады будут посланы и, вероятно, опубликованы.

Крепко целую

Миша.

Лето, 1959 г.

Ялта Крымская, Мисхор, пансионат Мисхор, корпус 2, палата

23, Чайлахян Тамаре Карповне.

Дорогие Тамара и Машенька,

Вероятно, это будет последнее письмо, которое вы получите в пансионате. Вашего нового адреса я еще не знаю. Кстати, купите вечную ручку, хотя бы на полмесяца, и пишите мне не карандашом, а чернилами. Машенька, твои письма до меня не доходят, наверное, ошибаешься адресом.

Из последнего письма я вижу, что вы на перепутье, но я сделал все, чтобы вы могли хорошо устроить вашу жизнь после пансионата. И сейчас снова готов помочь советом. Стремление Машеньки в Ялту я понимаю в том смысле, что ей хочется несколько раз погулять по многолюдной Ялтинской набережной и несколько раз попользоваться душем у Бориса и Эры, а все остальное она забывает – толкотню на пляже, пыль и духоту города.

Мои дела таковы – в Нью-Йорк я не еду определенно, в Канаду есть маленький шанс. Если и тут не выйдет, то 10 августа я приеду к вам.

Все доклады я уже кончил и теперь в более спокойной обстановке вожусь с фотографами и художником, чтобы приготовить иллюстрации. Доклад в Нью-Йорк уже отправил, доклад 1-ый в Канаду отправлю до 25 июля, а 2-ой и последний до 1 августа.

В Москве жара – никогда такого жаркого лета не бывало. В это воскресенье поеду к внучкам. Звонил Акоп Иванович, он собирается вместе с сыном в конце июля выехать на юг; когда узнал, что вы в Мисхоре, заинтересовался и хочет тоже в Крым, обещал приехать ко мне посоветоваться. Что ему посоветовать? Впрочем, он может и не появиться до августа 60-го года.

Сегодня, ровно три недели, как вы в Крыму. Телевизор как вы уехали, не раскрывался ни разу. Все с моей занятостью. Я и не звонил никуда, и Маня немного обижается, но я обещал завтра поехать к ней вечером, там будут Аллочка (Белякова, жена Тодика) и Тодик, и таким образом наши дипломатические отношения восстановились. Надо позвонить Григоричу, узнать, куда уехали Анички, а то после вашего отъезда он справлялся, хорошо ли вы доехали.

В короткие промежутки отдыха за последние две недели прочел роман Стефана Цвейга, написанный в 1935 году и опубликованный у нас в этом году “Мария Стюарт”. Изумительная вещь! Хотел вам рекомендовать, но вспомнил, что у вас нет времени на чтение.

Ну, кажется, написал обо всем главном.

Крепко целую вас обеих

Миша.

Лето, 1959 г.

Ялта Крымская, Ущельное, Колхозная улица, 27, Антонову

Борису Гургеновичу (для Тамары Карповны)

Дорогие Тамара и Машенька,

По традиции через два дня на третий пишу вам письмо; интересно получили ли вы мое письмо от 21 июля, написанное в пансионат, и, если не получили, то догадается кто-нибудь вам его переслать.

Итак, у вас с переселением в гостеприимную виллу Эры и Бори началась вторая эра вашего пребывания в Крыму. Надеюсь, что Ялтинское море не хуже Мисхорского, и вы теперь уже в большой компании так же славно плещетесь в морских волнах, как и раньше. Наш Левон пока еще едет по Транссибирской дороге, а я послезавтра, т.е. в воскресенье еду навестить внучек и Инночку. Маня звонит, но ее редко застанешь дома – она все время в бегах.

После приезда Сони жизнь моя значительно облегчилась – не приходится ходить в магазины и думать о питании. Получили по твоему адресу очень трогательное письмо от Тачата Аматуни; посылаю его тебе, если будем в Ереване, то надо будет послушать его, родная земля – великое дело.

Только что звонила Аник Иоаннисян, на этот раз я сдал позиции – в понедельник вечером на один час она приедет к нам, а во вторник уезжает в Ереван.

Теперь после всех дам перейдем к мужчинам. Мои дела окончательно выяснились, – ни в Нью-Йорк, ни в Монреаль я не еду. (М. Х. долго не пускали за границу. На вопрос иностранных друзей-ученых, где он, отвечали: “Чайлахян строит дачу”. Дача (sic) строится до сих пор., прим ред.) Мои друзья кажется досадуют больше, чем я. Но моя подготовка не оказалась лишней, и получились хорошие доклады, которые будут публиковаться в виде статей.

Я взвесил все возможности – состояние опытов, наличие 20 дней отпуска за прошлый год и т.д. и решил выехать к вам таким же поездом, как и вы, в ночь с 5-го на 6-ое августа, так, чтобы седьмого быть в Ялте. В понедельник, т.е. 27 июля договорюсь с дирекцией и закажу билет и мы сможем побыть вместе в Крыму 20 дней.

Мне очень приятно было слышать твой голос, но столько важных вещей было, что поговорить не удалось о других делах. Я очень рад, что Лисицианы оказались приятными и простыми людьми; знакомство с такими людьми доставляет удовольствие. Хорошо, что установили связь с Катарьянами, которым посылаю приветы.

Целую,

От Сони привет

Миша

P.S. Когда смотрел в кино картину “Война и мир”, как Наташа Ростова на балу стояла на танцах, то почему-то вспомнил Машеньку, хотя они совершенно не похожи ни внешностью, ни ростом?!

Лето, 1959 г.

Ялта Крымская, Ущельное, Колхозная ул., 27

Антонову Борису Гургеновичу (для Тамары Карповы).

Дорогие Тамар и Машенька,

На этот раз пишу на пятый день.

В воскресенье, 26 июля, был на 55 километре вместе с маленьким Левой (Прудниковым), ходили на речку купаться вместе с Томочкой; она загорела, поздоровела, стала беззубой, но хорошо, что ребрышек не видно, охотно болтается в воде и Лева учит ее плавать. Я впервые побыл на солнце и немного покупался; второй раз, надеюсь, это будет на Черном море. Верочка очень хороша, берется за коляску, толкает ее и идет вперед, делает гримасы, говорит “кач”, когда катается на качелях и напевает. Инночка выглядит неплохо, но устает, и к ней на помощь поехала Эля, а с 20 приедет новая няня. Вера Андреевна уже ходит на работу.

От Левочки 27 июля получили телеграмму – на 11-ый день он благополучно доехал до Владивостока. Была Маня, вместе с Соней они варили смородиновое варенье. Была Аник Иоаннисян, мы с Соней приняли ее хорошо, у нас была интересная церемония – она возвращала одной рукой долг Мане, а другой рукой получала похожую, но другую 100-рублевую бумажку – подарок от нас Ванику на оздоровительное лечение. Говорил по телефону с Арпик – она очень сожалела, что в Канаду не еду и, следовательно, не сделаю сюрприза для четы Арутюнян. У меня заканчивается изготовление рисунков и 2 – го числа я пошлю последний доклад в Канаду. Дня три надо будет разобрать самую срочную переписку и наладить опыты.

Завтра заказываю билеты, как говорил тебе по телефону. Завтра же получаю свой чесучовый костюм. Я много поработал за июнь и июль месяцы и теперь с удовольствием отдохну. От японского переводчика получил письмо, где он с умилением пишет, что получил прекрасные фотографии растений и моей собственной “фигуры” и очень благодарит за теплое предисловие.

Когда я при этом вспомнил, что писал его, когда у меня температура былà больше 39 градусов, Вероника сказала: “Вот поэтому оно и оказалось теплым”. Ведь помнишь, что ты писала его под мою диктовку.

Жара сильная, но я не страдаю, устраиваю сквозняк и работаю за столом.

Привет всему тихому семейству Антоновых, крепко целую

Миша

Лето 1959 г.

Ялта Крымская, Ущельное, Колхозная ул, 27, Антонову Борису Гургеновичу (для Тамары Карповны)

Дорогие Тамара и Машенька,

Получил письмо, написанное Машенькой, оно очень интересно, но почерк стал какой-то неузнаваемо-куриный. Неужели так действуют морские купания? Приеду, чтобы исправлять его на орлиный.

Наконец-то я покончил с докладами – оглядываюсь назад, вижу, что за июнь и июль месяцы провел большую работу, правда, в отношении поездки безрезультатную. Сейчас за оставшиеся 3-4 дня должен произвести фотосъемку опытных растений, побеседовать насчет дальнейшей работы с сотрудниками и ответить на самые срочные запросы.

Билет в Симферополь я заказал по броне Акад. Наук на 6 августа, т.е. точнее в ночь с 5-го на 6-ое. У нас теперь начались разъезды: вчера Алла и Тодик выехали под Минск, 6-го выезжаю я в Симферополь, 8-го Маня и Лева Атанасян выезжают в Ереван.

Все остальные на месте и в порядке. Был на Американской выставке – все расскажу. Следующее письмо – мой приезд.

Привет всему семейству Антоновых, крепко целую Миша.

Лето, 1959 г.

Ялта, Крым, Ущельное, Колхозная ул., д. 27,

Чайлахян Тамаре Карповне

Здравствуйте дорогие Мама, Папа и Машенька.

Два дня назад, получил ваше письмо, чему был очень рад. Вы уже знаете, что 19 июля я вместе с Олегом Орловым, членом нашей экспедиции, выехал из Москвы во Владивосток.

Уезжать было немного грустно, однако новые впечатления быстро развеяли печальные мысли. Поезд наш делал довольно большие перегоны, и первая остановка была в г. Ярославле. Это небольшой городишко, живописно расположенный на правом берегу Волги.

В дальнейшем мы проезжали много городов, о которых только слыхали, и которые видели лишь на картах. Это Пермь, Свердловск, Омск, Тюмень, Красноярск, Иркутск, Улан-Удэ, Биробиджан, Хабаровск, Ворошилов-Уссурийск и мн. др. Конечно, трудно ознакомиться с городом за те 15-20 минут, которые поезд стоит на вокзале, однако какое-то общее впечатление мы получали. Интересно было наблюдать за сменой общего ландшафта природы. До Урала больших отличий от пейзажа Московской области не наблюдалось. Места, похожие на те, которые вы видели в районе 55 км. Немного сыровато, много березы. Кстати береза встречалась непрерывно всю дорогу до самого Владивостока; я никогда не ожидал, что ее так много. По правде говоря, проезжая Урал, я ожидал увидеть хоть какие-нибудь горы, однако таковых не было и духу, просто холмистая местность. Кстати, нам с Олегом посчастливилось увидеть столб на границе между Европой и Азией. Интересное совпадение – не успели мы проехать этот столб, как проводница стала закрывать окна кожаными шторами. Оказывается в этих местах принято в окна проходящих поездов кидать камни, а иногда постреливать. Тогда мы почувствовали, что действительно находимся в Азии. После Урала мы попали в Сибирь. Однако Сибирь в этой области мало чем отличается от кратовских пейзажей. Единственное отличие, это появление лиственницы и пихты. Пихту я увидел впервые, она похожа на ель, но значительно стройнее, с серебристым стволом и удивительно острой верхушкой.

Иногда мы попадали в полосу лесостепей, небольшие рощицы чередовались беспрерывно с полянами, приятное зрелище.

С интересом проезжали мы великие Сибирские реки – Иртыш, Обь и некоторые другие, о которых так много слышали.

Резко изменился пейзаж после Иркутска. Иркутск мы проезжали вечером и, к сожалению, всю ночь шли по берегу Байкала, видели лишь то, что в нескольких метрах от рельсов плещется вода. Зато, на следующее утро мы увидели совершенно иной пейзаж, чем в предыдущие дни. Перед нами тянулись беспрерывные сопки, своеобразные конусообразные холмы, достигающие нескольких сот метров высоты, сплошь покрытые лесами. Удивительно живописно здесь петляет железная дорога, и все время открывается красивая и величественная картина. Подобная природа тянется вплоть до самого Хабаровска. Уже в сумерках подъезжая к Хабаровску, мы переехали р. Амур, длина моста через нее 2 км. 800 метров. После Хабаровска поезд повернул на Юг, и мы поехали по Приморскому краю. В воздухе сразу же почувствовалась высокая влажность, перед окнами тянутся сплошные степи, на горизонте виднеются сопки. До Владивостока от Хабаровска часов 15 езды.

За час до подхода к Владивостоку мы едем по берегу Амурского залива. Солнечный день, на берегу масса купающихся, много домов отдыха и санаториев. Здесь мне хочется напомнить вам, что Владивосток находится на той же широте, что и Крым, так что наш “суровый край” очень похож на ваш солнечный.

Итак, поезд останавливается на вокзале во Владивостоке, мы приехали к концу восьмых суток. Общее впечатление о дороге хорошее, к концу немного надоело трястись. В поезде я довольно много играл в шахматы. Узнал много новых людей, со многими разговаривал. Куда только людей не забрасывает. Например, в соседнем купе ехала семья из Батуми, они едут на Чукотку в бухту Провидения. Им еще из Владивостока около 5 тыс. км. ехать на пароходе на север и т.д.

Во Владивостоке нас встретили трое других членов экспедиции. Приехали мы черные как черти. Если рукой проведешь по голове, то рука становится черной. Поэтому мы с наслаждением приняли ванну в гостинице, в которой мы остановились, и пошли осматривать город.

Город портовый, много матросов, ресторанов, расположен на сопках. В день приезда был какой-то военно-морской праздник. Мы видели военные корабли. Был салют. На следующий день 27 июля мы на рейсовом катере выехали на остров Путятин. Это живописный островок с сопками, покрытыми лесами. На острове находится зверосовхоз (в основном разводят оленя) и рыбокомбинат. Разместили жить нас в общежитие. Дали нам на четверых отдельную комнату. Первые дни обедали в столовой, но впоследствии договорились с одной местной женщиной и столуемся у нее. Домашние обеды вкуснее и разнообразнее. Мы у нее завтракаем, обедаем и ужинаем. Для работы нам дали красный уголок. Это отдельный домик с комнатой метров сорок. Там мы прекрасно разместились. Сейчас аппаратуру уже наладили и приступили к предварительным опытам. Кальмар очень интересное и красивое животное. Основной его недостаток – быстро дохнет. На третий день после приезда мы покатались на лодке с мотором. Я впервые купался в морской воде. Меня поразила ее удивительная чистота, все дно просматривается на большой глубине. Я с наслаждением нырял у берега и доставал морских звезд и морских ежей. Вчера был солнечный день, и мы сделали день отдыха. Пошли на другую сторону острова, которая смотрит прямо в открытый океан, точнее Японское море. Чистый песок, на котором приятно лежать, а море катит на берег плавную волну, на ней очень приятно покачаться. Впервые попробовал плавать с маской – очень интересно. Опускаешь голову с маской под воду – и перед тобой открывается совершенно новый мир – морское дно. Хорошо видны различные водоросли, растущие на дне, плавающие рыбки и различные причудливые морские животные – как в сказке. Мы чудесно провели день. Все здорово загорели. Сегодня у нас опять начинается рабочая неделя. Чувствую себя хорошо. По вечерам пьем поливитамин, которым меня снабдила по твоей просьбе Иночка.

Ну, я, кажется, о себе подробно написал! Жду от вас писем. Советую вам попробовать поплавать с маской, можно не нырять, а просто голову опускать в воду. Да, забыл сообщить, что члены экспедиции благодарят папу за коньяк, который мы распили в первый же день приезда на остров Путятин.

Отношение местного населения к нам хорошее. Вообще, наш начальник экспедиции Емельян Мейзеров очень быстро находит ту пружину, на которую надо нажать, чтобы было сделано необходимое для нас, правда при этом существенную роль играет горючее. С помощью этой жидкости здесь можно творить чудеса, нужно только знать, куда ее лить, а Емельян знает.

Напишите, как вы живете и какие у вас планы на дальнейшее.

Целую вас всех крепко

Левон.

Лето, 1959 г.

Приморский край, Шкотовский район, остров Путятин, до востребования Чайлахяну Левону Михайловичу

Дорогой наш Левчен! По всей вероятности это мое последнее письмо, т.к. ты пишешь, что в первых числах октября вы уже заканчиваете работу. Мы все с нетерпением ждем тебя домой, уже надоело без тебя. Машенька не раз вспоминала тебя, занимаясь физикой, оказывается, ты ей здорово помогал. Томочка тоже часто говорит о тебе, одна Веруська наш чудесный карапузик, пока ничего не соображает.

Скоро тетя Маня из своей поездки (она была в Харькове, в Ереване и в Ростове) вернется домой. 8 октября Тодикин день рождения, хорошо было бы, чтобы ты был с нами. В конце октября мы с папой думаем недели на три поехать в Ереван: у папы академические дела, а мне хочется повидаться с близкими и посетить могилы дорогих дедушки и бабушки, кстати, дядя Копа там все привел в порядок, оформил могилы.

Сейчас по поручению Анны Ивановны Иоаннисян я перевожу рассказ Бакунца “Иван-бей”, скоро закончу. Вышел сборник повестей и рассказов Рачья Кочара (он бывал у нас), в сборнике “Лунная соната” включены повесть “Времена” и рассказ “Дружба” в моем переводе, только я там почему-то представлена в мужском роде: “перевел Т. Чайлахян” – небрежность издательства.

Дорогой Левчен, пожалуйста, о дне выезда или вылета с острова Путятин сообщи нам телеграфно, мы все очень соскучились по тебе, твое возвращение домой для нас будет целым праздником.

Хорошо, что тебе удалось добиться кое-чего в твоих исследованиях, крепко целуем тебя, ждем с нетерпением

Мама

Сегодня воскресенье, и к нам приедет Иночка с детьми.

Осень, 1959 г.

Москва, В – 333, Ленинский проспект, д 61/1 кв. 59 Чайлахян М.М.

Дорогая Машенька, позавчера – в понедельник начался второй период пребывания нашего в санатории “Армения” и он был ознаменован сильным до 5 баллов штормом, который расстроил все наши планы купания в море, так как температура воды сильно снизилась.

Сегодня уже спокойно, но пока еще прохладно и на пляж никто не едет. Подсчитали, что мама купалась 4 раза, а я 8 раз, и не теряем надежды на солнце, тепло и возможные купания.

Последние дни я усердно заменяю морские купания мацестинскими ваннами, а мама всячески утепляется. К счастью, сегодня как будто простуда прошла, и она вышла на длительную прогулку.

Круг знакомств у нас получился необычайно большой – можно сказать весь санаторий, потому что здешняя культурница (знаменитая Анна Хачиковна) устраивает “семейные” вечера с армянскими плясками и танцами, а, кроме того, каждые 2-3 дня группы 2-5 человек санаторников уезжают в Ереван (по большой части) и по этому поводу сначала в их комнате многие выпивают по стакану “маджари” (начинающего бродить виноградного сока), закусывая хурмой или грушей, а потом устраивается настоящая свадебная процессия к автобусу с мандолиной, похожей на тару, плясками, поцелуями и рукопожатиями. Такова традиция в санатории “Гагра”, и мы весело живем по этой традиции, за исключением, пожалуй, того, что не провожаем на автобусе на вокзал на поезд, что делают многие, но что выше нашего воображения и наших возможностей.

В порядке самодеятельности мама уже блистала, как жанровая танцовщица армянских танцев, а я проводил три вечера логически-психологических загадок, имевших успех у аудитории и, в частности, у профессора философии Феликса Ншановича Момджяна (тоже москвича).

Собирались мы с мамой в прошедшее воскресенье выехать вместе с другими на экскурсию в Хосту и Сочи на автобусе, но из-за болезни мамы не поехали. Слава Богу, пенициллину, УВИ и грелке – все это уже позади.

Мы вылетаем из Адлера в Москву 6-го ноября рейсом 650 и в 3 часа 40 минут будем на Внуковском аэродроме.

Если сможете встречать, то для мамы привезите демисезонное пальто и белую шерстяную шаль, мне же привозить ничего не надо, так как я одет тепло. Так что встречать и проводить праздники будем вместе!

Крепко целую Папа.

Октябрь, 1965 г., Гагры

Гагра, санаторий “Армения” Чайлахянам Т.К. и М.Х.

Дорогие Мама и Папа! У нас все неизменно в полном порядке. Лева ходит в бороде и делает к нам вылазки по 2-3 раза в неделю. Они там проваливают чьи-то диссертации, и их стали приглашать в другие институты для очередного завала, но кажется их воинственный пыл остыл. Между прочим Левка сейчас запросто может сняться в кино. На “Мосфильме” идут съемки “26 бакинских комиссаров” и приглашались через Вечерку “мужчины кавказских национальностей 25-60 лет”. И Лева со своей бородой может сыграть, если не самого Степана Шаумяна, то хотя бы какого-нибудь эпизодического героя. Я, зная интересы Арзика, делала ему такие же предложения – он ответил мне неясным бурчанием. 30 октября исполнился месяц со дня рождения Наточкиной дочки и ее назвали Анной. Анна Юльевна – по-моему красиво. Наточка называет ее уменьшительно Анечкой, но Юлик, как верный сын Армении, говорит, что его дочь зовут Анушик.

У тети Мани сейчас гостит Шура Вартересова и тетя Маня чувствует себя как будто неплохо.

Я несколько раз разговаривала по телефону с Иночкой. Дети здоровы. …Они тоже собирались написать вам письмо, и самой исполнительной оказалась Верочка, т.к. она уже что-то нарисовала и написала от себя. У Ложниковых тоже все в порядке. Тетя Марго и Вероника немного болели гриппом, но сейчас поправляются.

Недавно мы с Зоей были в очень интересном месте. Вы, наверное, тоже ничего не слышали о скульптуре Цаплине. До войны он несколько раз выставлялся и многие, в том числе Коненков и Грабарь, называли его великим русским скульптором. В 30-ых годах он был в Испании, Франции, где о нем восторженно писали, и вдруг после войны наступила мертвая тишина. Цаплин работает совершенно один без учеников, без помощников, в полутемном сарае без капли дневного света и, несмотря на это, в свои 70 лет, он создает шедевры. Цаплин – настоящий поэт дерева. У него так выразительны все линии, движения, так гармоничны и легки, что, сравнивая Цаплина и Коненкова, можно сказать, что Коненковский скрипач – это Паганини, а скрипач Цаплина – сама музыка.

Я рассказала об этом Леве, они с товарищами посмотрят его скульптуры, а потом постараются организовать выставку в институте биофизики. Мы прямо физически почувствовали, как не хватает скульптору человеческих глаз, слов, понимания и признания.

Написала открытку Рогову – может, он сделает что-нибудь для обнародования скульптурных работ этого замечательного мастера.

Хотим использовать и Размика для фотографирования скульптур. Когда вы приедете, то обязательно все вместе пойдем туда.

Мы все уже соскучились и ждем вас с нетерпением. Правда, погода у нас далеко не черноморская, сыро, слякотно, но более или менее тепло.

Я обязательно буду встречать, Лева сказал, что он тоже поедет. Хотим увидеть вас загорелыми и здоровыми. Привезите камушек!

Приветы и поцелуи от всех родственников.

Привет от Зои. Крепко целую Маша.

Октябрь 1965 г.

Письма из-за рубежа

Москва, В – 333, Ленинский проспект, д. 61/1 кв. 59, Чайлахян Тамаре Карповне

Дорогие Тамара и Машенька,

Сегодня пятый день моего пребывания в Белграде и я в какой-то мере освоился с городом и людьми. Все люди относятся очень тепло, приветливо и предупредительно. На оплату расходов по питанию нам дают деньги, и дело сложилось так, что, по предложению Курсанова, мы утром завтракаем и обедаем вместе в ресторане гостиницы Славия, где мы остановились. От ужина мы отказываемся, так как это ни к чему и есть дешевый виноград.

Я уже дважды знакомился с работами Биологического Института, а затем мы вместе знакомились с работой кафедры физиологии животных Белградского Университета. Прочитал уже 2 лекции, аудитория небольшая; это конечно, не III Всесоюзный Ботанический Съезд, где люди, не помещавшиеся в большом конференц-зале, помещались в соседних комнатах. Возят на машине, угощают черным кофе – это здесь традиция, не дают самому надевать пальто и т.д. Большую роль во всем этом играет Звонимир Дамянович, который познакомил меня со всеми здешними ботаниками.

Были мы также в музеях: народном Югославии, гор. Белграда и музее имени Тесле. Побывали также в кинотеатре “Хозара” и смотрели американский фильм “Запрещенные страсти” с красивыми видами, хорошими артистами, но с совершенно тривиальным сюжетом и хорошим концом, как в сказках. Кинотеатры здесь называются биоскопами.

Город довольно оживленный, яркий, своеобразный, с магазинами, заполненными товарами. Я еще не вполне выяснил свои покупательные возможности, но купить есть что, да и время есть впереди.

Крепко целую вас обеих, Инночку, Левочку, внучек, Маню. Привет Анне Александровне.

Миша

Октябрь 1963 г.

Москва, В – 333, Ленинский проспект, д. 61/1 кв. 59, Чайлахян Тамаре Карповне

Дорогие Тамара и Машенька,

Итак после 10-дневного пребывания в Оттаве, где жизнь кипела настолько интенсивно, что я еле-еле успевал сделать все, что надо, попал в тихую заводь на берег Оринойского озера в 50 километров от гор. Кингстон в провинции Онтарио.

После прилета с Монреаля сразу же полетел в Оттаву, где в аэропорту меня встречал представитель Посольств. С ним вместе мы выехали в Карлтонский Университет. Не успел я устроиться в отведенной мне комнате общежития “Гренваль Хаус” с удобствами люкс, как меня встретили друзья, и я сразу же попал в необычайно дружелюбную и товарищескую атмосферу вечером же 24-го, – все по вечерам сходятся, пьют пиво и беседуют. Программа совещания была весьма напряженная – были все Ланги (представляете, они взяли и приехали на машине) и многие другие. Они и Скуги угощали меня обедами в ресторанах в Оттаве, потом были встречи еще. Понимал доклады других по-разному, и было досадно, когда кто-нибудь отпускал шутку, а я не всегда улавливал. Сам я делал доклад и держал речь на банкете по-английски, принимали меня хорошо.

30 июля все делегаты конференции разъезжались, было немного грустно, а потом с 31-го июля по 2-ое августа меня возили по Институтам в Оттаве и устраивали дружеские встречи.

Карлтонский Ун-т (проф. Уайтмен) и Департамент Земледелия составили мне программу дальнейшего пребывания в Канаде до 20 августа и в 3 часа дня 2-го августа, я как на конвейере начал программу, на машине меня повезли в Кингстонский Королевский Университет.

Программа:

3-6 августа – Проезд поездом из Кингстона через Торонто в Лондон, 6 часов езды.

7-9 августа – Университет Западного Онтарио в Лондоне проф. Б.Камминг.

9 августа – Полет самолетом из Лондона через Торонто на Ванкувер, через всю Канаду к Тихому океану, 5 часов полета.

10-12 августа – Университет Британской Колумбии в Ванкувере, Докт. Фицпатрик.

12 августа – Проезд трансконтинентальным поездом из Ванкувера на Восток в Саскатун, 28 час езды.

14-15 августа – Саскачеванский Университет в Саскатуне и Лаборатории прерий, проф. Шоу.

15 августа – Полет самолетом из Саскатуна в Виннипег, 3 часа лета.

16-17 августа – Манитобский Университет в Виннипеге, Докт. Ханнах.

17 августа – Полет самолетом из Виннипега в Монреаль, 3 часа лета.

18-19 августа – Мэкгильский Университет в Монреале, проф. Болл.

20 августа – Полет из Монреаля в Москву.

Все проезды и перелеты, и пребывание в Канаде оплачивают научные учреждения Канады.

Но я сам никак не ожидал такого большого плана и таких больших перелетов. Поэтому отдых на даче у профессора Кроткова в течение 2 - 3 августа был очень кстати...

Письмо продолжаю уже вечером в своем номере в гостинице в Кингстоне. Сегодня знакомился с работами отделения проф. Кроткова в Кингстонском Университете, делал у них доклад, а потом вместе составляли необходимые планы (в связи с дальнейшим путешествием).

Проф. Глеб Павлович Кротков (и его семья) – это канадские Ланги. Отношение изумительное, сегодня распрощался утром с семейством на озере, а вечером с ним самим в городе.

Завтра рано утром выезжаю в Торонто, а послезавтра в Лондон.

Канада – страна озер и лесов. Все время стоит почти что Самаркандская жара, да еще очень влажно. Хорошо только в кондиционированных помещениях – пока везет, так как и в Оттаве и в Кингстоне живу именно в таких помещениях. Многие мужчины и женщины ходят прямо в шортах и в сандалиях на босую ногу, независимо от возраста – здесь это дело настолько обычное, что удивляться это дело приезжих. Хожу без пиджака, но пока в брюках и туфлях.

Впечатлений так много, что описать трудно, тем более, что Канада страна, где живет много людей разных национальностей – англичане, французы, голландцы, датчане, индийцы, армяне, украинцы, китайцы и другие.

Встретился с двумя соотечественниками. Один – из Университета в восточной Виргинии, доктор Саркисян, – делал доклад на конференции, другой – из Нью-Йорка, доктор Григорян, – участвовал в заседаниях.

Кингстон – город маленький. Сейчас 11 час ночи. Пойду прогуляться и еще раз посмотреть на озеро Онтарио и вытекающую из него бурную реку св. Лаврентия.

От жары и солнца я загорел, чувствую себя хорошо, и сейчас мне предстоит путешествие, которое будет весьма подвижным, но без хлопот, так как везде люди предупреждены и будут встречать.

Вы мне можете по расчету времени прислать письмо авиапочтой по адресу:

Prof W. Boll            Air Mail           Канада

Проф. В. Болл

(for prof. M.Kh. Chailakhyan)

Mc Gill University.

Department of Botany.

Montreal.

Canada.

Пришлите обязательно, 17-го я его получу.

Ну пока, крепко целую вас и всех родных. Сердечные приветы друзьям.

Миша

Август 1967 г.

Prof W. Boll, Air Mail, Канада, Проф. В. Болл, (for prof. M.Kh. Chailakhyan), Mc Gill University, Department of Botany, Montreal, Canada

Дорогой наш путешественник!

Только что получили сразу все твои открытки с чудесными видами Канады и письмом. Хотя совершенно не надеюсь, что ты получишь наше письмо, но спешу ответить: так мне диктует чувство обязательства, долга.

Мы с Машенькой очень и очень рады, дорогой Мишуня, что ты так интересно проводишь время в Далекой Канаде, хотя по твоему описанию чувствуется, что напряжение предельное. Смотри, не переутомись.

Наша жизнь протекает более или менее размеренно.

Ашхарик и Сильва с детьми 5-го уехали в Ленинград. Мы с ними были в Сокольниках и ездили в Удельную на день рождения Веры Андреевны (мама И.Ф. Прудниковой, прим. ред.), где очень хорошо провели время. Вера Андреевна очень уговаривала меня и Машеньку хотя бы недельку погостить у них, но я не решилась, т.к. у них и так скучено, много народу. Между прочим, в Москве тоже довольно жарко, но все же не как в Самарканде.

Наши среднеазиатские друзья: Нариман и Камал наводнили нас фруктами, я за это на них сержусь, но ничего не помогает.

Была я два раза в квартире Бусуриных (второй раз с Левой Атанасяном), там находятся только Аня с Гришей (Башмаковы, прим. ред.), который медленно, но верно поправляется. Были мы с Машенькой у наших в день рождения Мани, там были и Ганя с Наташей, и Маргуша, родственница Мани.

Все они интересуются тобой, я их время от времени информирую. Дня два тому назад звонил Кирилл Владимирович. Он с женой и детьми привели в исполнение свой план: месяц с лишним пожили под Москвой, отдохнули от Самаркандской 40-градусной жары. В воскресенье вечером я их пригласила к нам, и мы после чая смотрели Самаркандские цветные пленки (показывал Кирилл Владимирович). Он был очень рад твоей поездке в Канаду и просил передать самые сердечные приветы.

Завтра ждем из Друскеников Иночку и Левочку, я от них имела два письма, по-видимому, они там хорошо отдохнули, очень рада за них. Теперь ждем твоего возвращения, крепко целуем.

Тамара и Маша

Август 1967 г.

Москва, В – 333, Ленинский проспект, д. 61/1 кв. 59, Чайлахян Тамаре Карповне

Дорогие Тамара и Машенька,

Забрался я на край света, в Ванкувер, он на берегу Тихого Океана, не далеко от Аляски. Это самый западный и крайний пункт моей поездки по Канаде в Британской Колумбии. Вместе с тем и по времени это – пункт, с которого я начинаю завтра приближаться к Монреалю, откуда самолеты летят в Москву.

После Оттавы, где я находился довольно долгое время, пролетели Кингстон с его озерами Онтарио и Ориное, Торонто и Ниагарские водопады, Лондон на Темзе с озерами Гурон и Эри, и сейчас, накануне завтрашнего отъезда поездом на Восток в Саскачеван, хочу написать вам, что край света – Ванкувер – оказался довольно большим (300 000 жит.) городом, необычайно красивым, с одноэтажными коттеджами и небоскребами, расположенными по берегам вод Тихого океана и на склонах гор, которые доныне покрыты снежной шапкой. Как и во всех городах, здесь я был в двух Университетах и на Опытной Агрономической станции, знакомился с работами, читал лекцию и общался с научными работниками.

Принимают везде очень хорошо, заботливо и даже трогательно, – мне сказали, что проф. Фицпатрик, директор станции, лет 70, волновался, когда я заплыл, как ему показалось, далеко в Тихом океане. На самом деле, это было ближе, чем мы купаемся в Черном море, так как берег здесь очень медленно идет в глубину. Видели Университет имени Фрезера, который, по-моему, является прототипом университетов будущего; возили меня в разные районы города и места за городом; видел индейские тотемы. Не пишу о здешней жизни, так как она настолько непохожа на нашу, что об этом надо долго рассказывать, а не коротко описывать.

Огорчительно только одно – что в связи со своим путешествием не имею сведений о вас и надеюсь получить письма о вашем житье-бытье уже по приезде в Монреаль 17 августа.

Целую вас крепко, целую всех родных и сердечные приветы друзьям.

Миша

Август 1967 г.

Письма Шуры Половнева (друг детства М.Х., прим. ред.)

Москва, В – 333, Ленинский проспект, д. 61/1 кв. 59, Чайлахяну Михаилу Христофоровичу

Добрый день, дорогой Миша! Посылаю Мане, тебе и Гане фото, на котором изображен я, собственной персоной, и Копа. Как видишь, сходство с оригиналом большое, а это, по моему мнению, самое главное в фотографии. Встреча с Марией Ивановной и Копой была очень сердечной; она надолго останется в моей памяти, и я всегда буду ее вспоминать с удовольствием. Благодарим Маню, Тамару Карповну и тебя, Миша, за ваше приветствие и наилучшие пожелания в честь нашей встречи.

Встретились мы с Копой по-товарищески и старались быть в общении друг с другом как можно больше времени, потому что говорить хотелось без конца, особенно о прошлом. Я вполне согласен с тобой о величии нашей жизни не только в настоящем и будущем, но и в прошедшем.

Приезд Копы к нам в какой-то мере компенсирует мое кратковременное пребывание у тебя. В беседе со мной Копа осветил мне такие вопросы, которые я хотел затронуть, будучи у тебя, и не смог из-за срочного выезда из Москвы. Мне очень понравилось подробное изложение Копой обстоятельств, при каких ты защищал свою докторскую диссертацию. Слушая его, сердце мое наполнялось радостью и гордостью за тебя. Мне очень хочется, Миша, получить от тебя, если есть свободный экземпляр, твой труд под названием «Гормональная теория цветения растений». Во время пребывания Марии Ивановны и Копы, мы совершили несколько экскурсий по городу и, прежде всего, мы прошли на Б. Хомутовский проспект, где когда-то вы и мы жили, заходили во двор. В тот же день побывали в Александровском саду, взбирались на курган, откуда обозревали местность на большом расстоянии: перед нами расстилалось займище Кривянской станицы, а вдали виднелась церковь Манической станицы, чуть заметен был контур бывшей столицы Дона – станицы Старочеркасской.

На другой день мы побывали в соборе, где ведутся восстановительные работы силами московских и ленинградских художников. Я и моя жена остались очень довольны посещением собора. В тот же день Мария Ивановна выехала в Ростов, а мы с Копой на следующий день побывали в нашем музее, где увидели много интересных экспонатов. 5-го мы с Копой побывали на нашей даче, которая понравилась Копе. Он сделал заключение, что труды наши затрачены не напрасно.

Что касается рыбной ловли, то этот пункт выполнен по программе минимум, из-за ухудшения погоды в ночное время. На другой день Копа выехал в Ростов. Он мне подарил брошюру об Ереване! На французском языке, которую я собираюсь зимой сам перевести на русский язык. Я никак не предполагал, чтобы Ереван так был богат замечательными гражданскими сооружениями (школы, театры, магазины и т.д.) и памятниками, изображенными на фото в той же брошюре.

Нам было очень приятно, что наши гости остались довольны, побывав в Новочеркасске.

Мария Ивановна про Новочеркасск сказала, что «это тихий город и весь в зелени». Погода все время было хорошая, за исключением одного дня. Перед приездом Копы я случайно узнал, что Митя Знаменский жив. Он приехал не так давно из Болгарии.

Миша, сообщаю тебе печальное известие: 13-го умер Александр Федорович Флеров, а 15-го его схоронили. Провожали его в последний путь его бывшие товарищи по работе из Новочеркасского Мелиоративного института и Ростовского Университета, а также его бывшие ученики, в числе которых был и я.

В Газете «Молот» я читал некролог об Александре Федоровиче Флерове. Оказывается, он был очень плодовитый на научные труды – 300 печатных трудов (!!!) такое количество трудов под силу только крупному ученому, каким он и был в действительности.

Погода у нас стоит хорошая – золотая осень, как говорят, а в Москве уже зима.

В саду моем работы подходят к концу: виноград обрезал и укрыл. Осталось только обрезать плодовые деревья, крыжовник и смородину и опрыскать их железным купоросом. На днях собираемся сделать …

Желаю тебе, Миша, здоровья и энергии, которые помогут тебе открыть больше тайн растительного мира на пользу людям. Привет и наилучшие пожелания от меня и моей семьи тебе и твоей семье, Мане и Гане. Будьте здоровы. Твой Шура.

Пиши

Осень 1960 г., Новочеркасск

Москва, В – 333, Ленинский проспект, д. 61/1 кв. 59, Чайлахяну Михаилу Христофоровичу

Добрый день, дорогой Миша!

Сегодня получил твое письмо, присланное Лизой из дому (из Новочеркасска). Очень сожалею о случившемся и сочувствую вашему горю. Да будет Жоре земля пухом. Так мне и не удалось с ним повидаться. Последний раз я его видел в 1916 г. Прошлой осенью была возможность повидаться с ним, но ни он, ни Ганя не знали моего адреса, а то они могли бы заехать к нам, когда он совершал свое последнее путешествие из Харькова на Кавказ и обратно (об этом путешествии мне сообщил Копа). Удивительное создание человек! Знаешь, конечно, чем кончается жизнь, а в то же время потеря близких людей вызывает очень тяжелые переживания. Жаль, очень жаль, что он ушел из жизни в таком возрасте! Ведь ему, вероятно, не больше 65-66 было.

Зимовал в этом году у старшей дочери Люси. Зима здесь была снежная и морозная. Морозы доходили до минус 30. Часто были метели. В Новочеркасске зима тоже была снежная и морозная, но в меньшей степени, так как Новочеркасск расположен на 200 км южнее пос. Чернухина, Луганская область, УССР.

21 декабря уезжаю с внуком Виктором в Новочеркасск. Внук едет погостить к бабушке на каникулы, а я приступаю к ранне-весенним работам в саду, так как я осенью обрезку деревьев не закончил. А также провести свой день рождения 25 марта – дома. Оказывается, твой день рождения на 4 дня раньше моего.

Большое спасибо тебе, Миша, за гиббереллин. С удовольствием займусь испытанием его и, в первую очередь, на винограде. Одним словом, открываем с тобой новый опытный опорный пункт по гиббереллинам.

Привет и наилучшие пожелания Тамаре Карповне, Машеньке и тебе.

Желаю Тамаре Карповне поправить свое здоровье настолько, чтобы она смогла в этом году побывать у нас. Будьте здоровы. Твой Шура.

Март 1963 г. пос. Чернухино

Москва, В – 333, Ленинский проспект, д. 61/1 кв. 59, Чайлахяну Михаилу Христофоровичу

Добрый день дорогой Миша!

Прежде поздравляем тебя с днем твоего рождения и желаем тебе крепкого здоровья и долгих лет жизни на радость родным и друзьям, а также на пользу науке. Я был очень рад, когда узнал от Копы о твоем путешествии с Тамарой Карповной в Северную Америку летом 1969 г. Мне очень хотелось бы повидаться с тобой и засыпать тебя вопросами о том, что видел и т.д. Но тебе легко будет отбиваться от таких любознательных собеседников, как я.

Ну, а теперь Миша, настал момент подумать, как тебе с Тамарой Карповной посетить наш родной Новочеркасск. Твой приезд был бы знаменателен еще и тем, что ты из Новочеркасска выехал в 1921 г. студентом, а приедешь академиком СССР. Этого, дорогой мой Мишенька, не каждому удается: достичь таких вершин в науке, каких достиг ты.

Жизнь наша течет по-прежнему без особых изменений. Здоровье Анечки с каждым годом ухудшается. Здоровье Лизы и мое тоже постепенно ухудшается в связи с нашим возрастом. Зима в этом году у нас была мягкая и малоснежная, так что мне не удалось набить бак (емкостью 3,5 кб.м) снегом. В зимний период 2 раза уничтожал зимующих гусениц. В конце декабря прошлого года наша старшая дочь Люся перебралась с семьей на постоянное жительство в Новочеркасск. Старший внук Виктор поступил в Новочеркасский Политехнический Институт на Горно-геологический факультет. В период прошлых экзаменов нам пришлось переволноваться, но все окончилось благополучно: экзамены им были сданы на отлично и хорошо. Экзамены за 1 семинар сдал на 4.

Младший внук Юра учится в 5 классе средней школы. Живет Люся в том районе города, в котором полтора века тому назад проживали наши семьи. Я частенько бываю у Люси, проходить приходится по старым родным улицам – Хомутовскому проспекту и Садовой улице мимо нашего и вашего дома и дома генерала Рвачева и как-то становится грустно. Невольно вспоминаются слова из стихотворения А.С. Пушкина “одних уж нет, а те далече”.

Ну, будь здоров! Привет и самые наилучшие пожелания от нас тебе и твоей семье.

Твой Шура

P.S. Если бы не древесные насаждения и некоторые незначительные изменения в нашем квартале, то можно подумать, что этот квартал ( между Баз… и Михайловской улицами) сохранен в прежнем виде, как музейная ценность, настолько он отличается от других кварталов, где асфальт и другие архитектурные прелести.

Март 1970г. Из Новочеркасска

Москва, В – 333, Ленинский проспект, д. 61/1 кв. 59, Чайлахяну Михаилу Христофоровичу

Добрый день дорогой Миша!

В предпоследнем твоем письме ты писал, что мечтаешь побывать возле наших домов, пройти по Хомутовскому проспекту вместе со мной и не только пройти мимо домов, но и зайти во двор и посидеть на приступках парадной, как мы делали мальчишками. Меня обрадовали твои мечты – теперь только выбрать время и осуществить наши мечты.

Мне думается, что для тебя благоприятное время – это твой отпуск и, как я заметил, ты бываешь в отпуску в зимнее время с декабря по февраль-март. Я же как пенсионер располагаю большим свободным временем, чем ты. Только очень важно быть здоровыми, как тебе, так и мне в установленное время нашей встречи. Напиши свое мнение по этому вопросу.

Поздравляю Тамару Карповну, тебя, Машеньку, Леву и Ганю с семьями и Маню с Новым Годом и всем вам Крепкого здоровья и благополучия в жизни.

Все лето я болел и не смог написать тебе что-либо по вопросу нашей встречи в Новочеркасске. Здоровье мое улучшилось с осени. Я совершал и совершаю в пределах г. Новочеркасска путешествия без провожатых на дачу или же к старшей дочери, которая живет на бывшей Садовой улице (продолжение Хомутовского проспекта). Теперь весь Хомутовский проспект называется улица Бакунина.

Здоровье Анечки, как говорится, в одной поре.

В этом году думаем устроить еще раз на лечение в таганрогскую больницу. Для меня в этом году очень серьезная проблема: восстановить в первую очередь - виноградник. Что касается моих дополнительных помощников, то на них больших надежд возлагать не приходится, так как и зять и дочь Люся болеют сердцем. Старший внук Виктор на 4-ом курсе, приступил к сдаче экзаменов, а младший на каникулах.

Погода сухая, без дождя и снега, и морозы слабые.

Будь здоров, Шура.

P.S. Как твое здоровье и семьи твоей? Жду от тебя что-либо из твоих последних научных работ. Шура

Январь 1973 г., Новочеркасск

Письма А. А. и А. И. Роде

Алексей Андреевич Роде и его супруга Анна Ивановна (Атанна) – друзья и соседи семьи Чайлахян. Наши двери много лет отделяла лишь лестничная площадка длиной в три метра. А наши задушевные беседы по телефону, при встрече и с помощью писем не прерывались, кажется, в течение сорока лет. И тепло этого общения согревает нас до сих пор.

В квартиру напротив, Чайлахянам М.Х. и Т.К.

Бесценные друзья, всегда желанные Тамара Карповна и Михаил Христофорович!

Как хорошо, что существуют дни в году – 21-ое марта и 17-ое декабря, когда, поблагодарив судьбу, – за встречу с Вами, вся наша семья может сказать, что любит Вас глубоко, чтит и, восхищаясь редким даром – согревать людей, – волшебниками Вас называет. И все это, как говорят дети – «взаправду»:

С Вами всегда уютно, радостно, легко.

С Вами даже тяжесть на душе приобретает невесомость.

А дружба наша, как старое вино, с годами становится все крепче.

С вами даже время не столь неумолимо, а старость не так уж страшна!

Так берегите же себя друзья!

Вы очень нужны людям.

Целуем А. И. Роде, А.А. Роде,

Таня и Катя (дочь и внучка А. А. и А. И. Роде, прим. ред.)

Ленинский проспект, д. 61/1 кв. 59

Чайлахянам М.Х. и Т.К.

“Слети к нам тихий вечер

на мирные поля.

Тебе поем мы песню,

Вечерняя заря!..”

Добрый, добрый вечер, дорогие близкие друзья!

В канун события в Вашем доме, когда главе семьи – Михайлу Христофоровичу исполняется 70 лет, хочется особенно тепло и с глубоким чувством любви пожелать Вам всем здоровья, чистой радости и удовлетворения в работе.

И хотя эпиграфом к данному письму и послужили слова из песни о “вечерней заре”, но оказывается, в каждом возрасте человека имеются свои изумительные особенности.

Прежде всего “вечерняя заря” нашего поколения достаточно продолжительна и это подтверждается последними статистическими данными, а не только оптимизмом. А главное наша “вечерняя заря” способствует философскому размышлению: – мы глубже начинаем воспринимать мир и ценить в людях прежде всего человека. Да, со вкусом отмечаем то прекрасное и достойное, ради чего стоить жить. А молодость, молодость мы вспоминаем как бурный, стремительный поток, который несмотря на яркость красок, свежесть, остроту, в сознании не оставляет нам достаточно глубокого следа; он мчится молниеносно!…

Чайлахяны в Тарусах, на даче у семьи Роде. Слева направо: Алексей Андреевич, Татьяна, Мария Павловна, Михаил Христофорович, Тамара Карповна, Катенька, Анна Ивановна

Итак, вернемся к “заре вечерней”:

“Как тихо всюду стало,

Как воздух охладел,

И в ближней роще звонко

Уж соловей пропел…”

Но он еще будет петь, и петь неоднократно!

И мы его с Вами услышим не только в Подмосковье, но и хорошо знакомой Вам Тарусе… до скорой встречи!

Заканчивая эту песню любви к дорогим друзьям, позвольте от души поблагодарить Вас, дорогой Михаил Христофорович и всю Вашу семью за все доброе и хорошее, что Вы все внесли в нашу трудную жизнь.

Искренне преданная Вам

А. Роде

Москва 1972 г, Март 20/21

Ленинский проспект, д. 61/1 кв. 59

Чайлахянам М.Х. и Т.К.

Мой дорогой старый друг.

Сердечно приветствую Вас по случаю Вашего 70-летия. Вам есть, на что оглянуться на пройденном Вами славном пути и с гордостью сказать – это сделано мною.

Ваш путь начался на щебнистой дороге, среди колючих кустарников, шипов и был населен многими ядовитыми гадами, называвшимися по-разному. Были среди них такие, которые кусали и жалили нас обоих. И таким Ваш путь в науке оставался долго. Лишь очень постепенно он делался менее крутым, более гладким и убранным уже не терновником и колючими лианами, а розами и ландышами.

И, наконец, Вы достигли вершины, до которой змеиное шипение уже не доносится, и где укусы гадов уже не страшны.

Вы мужественно боролись с ними всю жизнь, и долгожданная награда уже пришла.

От всего сердца желаю Вам, дорогой Михаил Христофорович, и впредь такой же духовной энергии, выдержки, мужества, желаю новых больших успехов в науке, а самое главное – желаю Вам полного здоровья.

С Вашим юбилеем поздравляю и Вашу дорогую спутницу – Тамару Карповну, которая так преданно помогала Вам переносить невзгоды.

Многая лета Вам обоим. Горячо обнимаю Вас обоих.

Душевно преданный Вам

А.А. Роде

Москва, март, 72 г.

Письма Антона Георгиевича и Лидии Федоровны Ланг

60-е годы

Москва, В – 333, Ленинский проспект, д. 61/1 кв. 59, Чайлахян Тамаре Карповне

Дорогая Тамара Карповна! Вы от нас так близко и все же слишком далеко, чтобы Вас повидать. Наши последние часы как будто превращаются в минуты, и не хочется верить, что уже завтра утром мы должны покинуть Москву. Остается только мечтать, чтобы сюда опять вернуться.

Очень нам еще хочется поблагодарить Вас и Михаила Христофоровича от всего сердца за необыкновенно чудные три месяца в Советском Союзе. Желаем Вам здоровья, счастья и много радости. Целую и приветы

Ваши Л. и А. Ланг

Москва, В – 333, Ленинский проспект, д. 61/1 кв. 59, Чайлахян Тамаре Карповне

Глубокоуважаемая Тамара Карповна,

Пишу по поручению Лидии Федоровны, которая находится в больнице. Поручила она мне поздравить Вас с днем рождения. Но, понятно, и я сам тут желаю присоединиться. Итак, примите наши наилучшие пожелания на Новый год жизни или же, выражаясь по-здешнему, We wish you very many happy returns of the day. Одновременно, посылаем Вам, Михаилу Христофоровичу и детям, и внукам добрые пожелания на Новый Год – с Новым Годом, с Новым Счастьем!

Часто, и с неубавляемым удовольствием, вспоминаем наше пребывание в Москве и в Армении, встречи с Вами и проведенное совместно время. Из письма Андрея Львовича узнал, что он и М. Х. побывали в Югославии. Были очень рады этому известию, надеемся, что последуют и другие поездки и что, даже когда-нибудь сможем приветствовать его и в Калифорнии.

Еще раз наилучшие приветы Вам и М. Х. от нас обоих.

Искренно Ваш А. Ланг

70-е годы

Москва, ул. Губкина, д. 7, кв. 44,

Чайлахяну Михаилу Христофоровичу

Дорогой Михаил Христофорович! Уже 3 недели, что мы вернулись в Мичиган, но мы все еще не совсем “тут”, а часто возвращаемся мысленно в Москву ко всем нашим милым друзьям, которых очень не хватает. Вся поездка домой была очень благополучная, без серьезных запозданий; дочь Ирину и собаку Пучи нашли в хорошем состоянии – у собаки впрочем рождение немного раньше Вашего, 6 марта – ей исполнилось 16 лет, что, говорят, равняется человеческому возрасту 112; не совсем уверен, следует ли кому-нибудь желать дожить до такого возраста. Погода одну неделю была холодная как в Москве, потом стала совсем весенней, зацвели подснежники и крокусы, но теперь опять холоднее – ношу свою русскую шапку. – Целуем Вас и всю семью – P, F₁, F₂, шлем сердечные приветы всем друзьям в лаборатории и институте.

Москва, ул. Губкина, д. 7, кв. 44,

Чайлахяну Михаилу Христофоровичу

Ура – ура – ура!

Да здравствуют троекратные дед Михаил Христофорович и бабушка Тамара Карповна. От всей души поздравляю с этим высоким и ответственным положением, но и знаю, что справитесь с ним с обычной энергией и предусмотрительностью. Родилась же Лилит – красивое древнее имя, в дни майских праздников, это особенно хорошая примета...

Со времени возвращения в Ист-Лэнзинг я был завален накопившимися делами. Сейчас нахожусь в Новом Орлеане, на съезде американских физиологов растений. Город – один из не очень многих интересных и достопримечательных американских городов. Я приехал сюда автомашиной, а Лидия Федоровна прилетела из Бразилии, где, как знаете, – посещала свою овдовевшую мать, это нужно было, помимо всего другого, так как бразилианские законы по наследству очевидно особенно сложные. Теперь остаемся день-два туристами, а потом поедем уже вместе домой – и оттуда напишу уже более подробно. А пока шлю наилучшие приветы всей семье, а также всей лаборатории роста и развития.

Ваш А.Ланг.

Дорогие Машенька и Араик!

Поздравляю Вас обоих от всей души с рождением Вашей дочери – девочка родилась в чудесные майские праздники. Кажется, что лучшего времени трудно было придумать для ее появления в свете! Вы, конечно, знаете, что является первой обязанностью молодых первократных родителей в течение первого полугода, а может быть и первого года – это просто остаться в живых!

Но, зная Вас, уверен, что справитесь с этой задачей легко и без всяких затруднений. Вообще, поздравляю Лилит с такими родителями!

Искренне Ваш Антон Ланг

Москва, ул. Губкина, д. 7, кв. 44,

Чайлахяну Михаилу Христофоровичу

Дорогой Михаил Христофорович!

Похоже, что “дома”, т.е. в Ист-Лэнзинге, никак не соберусь писать Вам или другим. Поэтому пишу хотя бы как предварительное сообщение, из Канады. Мы – Лидия Федоровна, Ирочка и я – находимся тут на коротких каникулах, правда не в Монреале на олимпийских играх (да они и чересчур коммерциализированы да и политизированы), а в городке Стрэтфорде, где каждое лето происходит “фестиваль Шекспира” и куда мы приезжаем вот уже 11-ый год. Все сделано так, чтоб воссоздать время Шекспира. Даже река, которая протекает по городу называется Эвон, как в подлинном Стрэтфорде в Англии. Театр построен, как строились театры во времена Шекспира: открытая сцена, где место действия обозначается самым простым образом – трон и несколько кресел или скамеек, это приемный зал в царском дворце, два-три горшка с цветами, это сад, и т.д. Зато костюмы часто пышные и красивые. И исполнение отличное, и местные силы, в течение лет, стали профессионалами высокого уровня, и к ним присоединяются актеры международной репутации. Играют, конечно, много Шекспира, но и других писателей. Так, в этом году между прочим будут ставить “Трех сестер” Чехова, но это мы не увидим, так как тогда будем в Лозанне и будем видеться с Вами!

Надеюсь, у Вас все благополучно, в частности “новейшая” внучка Лилит растет и процветает, только так же надеюсь, что Вы, Михаил Христофорович, следите, чтобы Тамара Карповна не очень переутомлялась. Бабушки легко переоценивают свои силы, а в этом случае я боюсь, что это при отзывчивости Тамары Карповны и ее энергии особенно может легко случиться! Так что Вы должны действовать буффером, сохраняющим равновесие! Вы, вероятно, уже видели Наталью Павловну (Воскресенскую, прим. ред.), которую мы имели удовольствие приветствовать у нас в начале месяца, и имели некоторые личные сведения о вас.

Всему семейству Чайлахянов дружеский привет!

Ваш А.Ланг

Москва, ул. Губкина, д. 7, кв. 44,

Чайлахяну Михаилу Христофоровичу

Дорогой Михаил Христофорович!

Становится здорово неловко, когда вижу, сколько у меня собралось от Вас обстоятельных писем, на которые пока что отвечал только открытками или коротенькими записочками – главным образом с поездок в Канаду, Нью-Йорк и т.д. Сегодня постараюсь хотя бы частично “отплатить” этот долг. Письма Ваши и Тамары Карповны мы всегда читаем с особым вниманием и интересом и сильно переживаем события в семье и в лаборатории. Дома, понятно, центральное место занимает Мадонна Лита, и все, которых она теперь узнает и которым, быть может, улыбнется, в такой момент конечно очень горды. Но как действует ее “присутствие” на занятия родителей – на писание кандидатских диссертаций по вопросам истории физиологии растений и по вопросам психо-невро-физиологии? (Помню, как раз зашел, кажется, чтобы извлечь некоторые вещи из оставленного на хранение громадного чемодана, и застал обоих за писанием – но Машенька все же очень быстро приготовила вкусный “студенческий” обед). Очень сочувствовали Верочке, что не удалось попасть, как хотелось, в художественное училище, но видно, что она девочка настойчивая и мы уверены, что как-нибудь разработает себе художественную карьеру по рисованию (Верочка потом с отличием окончила Суриковский художественный институт, прим ред.) Томочка же продолжает учиться в педагогическом институте и, вероятно, работать в детском саду, и занята как всегда. Всем им, а так же старшему брату и его очаровательной жене, пожалуйста, передайте самый теплый привет!

Мы как раз справляли Thankigiving (День Благодарения); 4 дня – от четверга до воскресения – школы, университет и многие предприятия были закрыты и вся наша семья собралась вместе – что у нас бывает довольно редко. Правда, Миша – Мike пробыл лишь полдня. Потом вернулся домой в Аnn Аrbor, так как ему нужно было работать и в пятницу, и в субботу. Он опять служит в магазине граммофонных пластинок, так как пластинки в то же время и его хобби, то это конечно идеальная для него работа – почти так же, как у нас с наукой! Но тем, как данный магазин работает, он не очень удовлетворен, и, в общем, его мечта – это приобрести, вместе с одним-двумя товарищами собственный магазин. Но это требует, помимо других соображений, капитала и поэтому так скоро не сбудется. Петя продолжает работать в той же фирме в Чикаго, а дочь Ирина недавно поступила в последний класс средней школы – и уже принята в Мичиганский Университет, начиная с осени 1977 года. Собиралась сосредотачиваться на психологии, но теперь, в средней школе выбрала курс по психологии, и ей не очень понравилось, так что возможно, что это еще не окончательный выбор. Хорошо то, что по здешней системе специализация в первые два года не большая, так что даже тогда можно еще переменить специальность, не потерять особенно много времени и курсов – того, что у нас называется “credits”. Лидия Федоровна эти дни была сильно занята – не только на всех готовила и т.д., но пекла пироги, чтобы давать сыновьям с собою, и чинила Петины вещи – Миша в этом и вообще во всех отношениях очень самостоятельный и мамиными услугами пренебрегает. Что же – last not list – касается Вашего покорнейшего слуги, то и ваши добрые пожелания, и пожелания многих других друзей явно имели желанное действие и моя операция прошла очень гладко, без малейших осложнений, и я уже чувствую себя совершенно здоровым. Правда, Лидия Федоровна этого мнения не разделяет и, например, очень кричит, если я берусь вынести мусорные ведра или поработать в саду. Последнее, впрочем, стало невозможным, так как настали морозы – не очень сильные, но ранние. Зато Л.Ф. не протестовала, когда решили “прогуляться” и съездили сперва в Stratford-in-Ontario, а потом в Нью-Йорк. Об этом мы вкратце писали. В Стрэтфорде смотрели между прочим “Трех Сестер” Чехова, нужно сказать, что эта постановка не уступала лучшим постановкам этой пьесы, которые мне приходилось повидать, даже не исключая МХАТ! Маша, в исполнении выдающейся английской актрисы Maggie Smith, даже прямо была лучшей Машей, которую когда-либо видел на сцене, но и все другие исполнители и вся постановка были на очень высоком уровне и с явным уважением к намерениям автора. Соленый был загриммирован немного под Лермонтова – он ведь говорит, что говорят, что он похож на Лермонтова – и постоянно душил руки одеколоном, и даже “Тарарабумбия, сижу на тумбе я”, что напевает Чебутыкин, было передано свободно, но не плохо: “Tararaboombiyeh, the rain is wet to day”. В Нью-Йорке смотрели 3 оперы в три дня – прямо напоминало наше пребывание в Москве! Одна из них была “Аида”, и роль злодейки Амнерис пела Елена Образцова, артистка Большого театра, и имела огромный успех – ей прямо устроили овацию. Она, действительно, дала очень сильное исполнение и голосом и игрой. Другие певцы тоже были очень хорошими, но постановка была довольно старомодной. И сама Аида, хотя пела не плохо, походила прямо на бочку. Когда, в сцене у берегов священных Нила, проклинаемая своим отцом – Амонасро, она пала перед ним на колени, было потом заметно, как тот же Амонасро должен был с большим усилием ее обратно становить на ноги. И почему герой Радамес предпочитал сию Аиду стройной, видной Амнерис – Образцовой осталось вполне непонятным! Другие два представления были “Мейстерзингеры” и “Женитьба Фигаро”. “Мейстерзингеры” были в отношении голосов приличные, но не выдающиеся, но были очень хорошо сыграны и поставлены, “Фигаро”, наоборот, был спет очень хорошо, но сыгран и поставлен менее удачно – в особенности, исполнитель графа изображал не графа, а что-то вроде извощика графа, если не ломового извощика, и поэтому не хватало того “равновесия” между разными личностями пьесы, которое особенно важно в этой опере и которое так замечательно дано в музыке Моцарта. Одним словом, – ни одно из всех трех представлений не оказалось действительно выдающимся – такого уровня, что запомнишь на жизнь, но с другой стороны все три можно слушать с удовольствием, оркестр и хор Мэтрополитен-Опера очень хорошие, и мы никак не жалели, что собрались на это "путешествие". Да, и мы присоединились к "закулисному туру", которые устраиваются в опере – нам показали мастерские, где строятся декорации и шьются костюмы; мы были на самой сцене и в “подсценой”, где собираются декорации для следующей сцены из предстоящей новой постановки одной оперы (“Лоэнгрина”) – с дирижером за роялем и певцами еще в уличной одежде. Это было действительно очень интересно, и только после этого вполне понимаешь, сколько работы вкладывается в постановку большой оперы и даже в каждое представление.

Но кажется этим исчерпаны новости семейного порядка, поэтому кончаю это письмо, а о “business”, т.е. науке, пишу отдельно. F₁ пожалуйста скажите, что напишу им обязательно тоже, но другой раз.

Крепко целую всех Вас, и от Лидии Федоровны

Ваш Антон Ланг

P.S. После того, как нам не удалось повидаться с Вами в Лозанне, мы уже, хотя бы мысленно, энергично готовимся на конференцию в Халле, в июле, где рассчитываем увидеть и Вас, и многих других друзей и коллег из Советского Союза.

Москва, ул. Губкина, д. 7, кв. 44, Чайлахян М. М.

Дорогие Машенька и Араик!

Мы счастливы поздравить Вас обоих с рождением второй Вашей дочери.

Вы теперь опытные родители и знакомы со всеми многочисленными обязанностями по слежению за ростом и развитием новорожденной. Маленькой Анне повезло с такими родителями и такой очаровательной сестричкой, как Лилит. Теперь к “Мадонне Лите” прибавилась “Донна Анна”, что несомненно делает жизнь более трудной, зато вполне интересной. Я уверен, что Вы легко справитесь со всеми проблемами, что ставит жизнь перед двоекратными родителями.

Мы с Лидией Федоровной крепко целуем Вас всех и приветствуем все поколения: P, F₁, F₂ – так успешно развивающиеся.

Искренне Ваш Антон Ланг.

80-й год

Москва, ул. Губкина, д. 7, кв. 44,

Чайлахяну Михаилу Христофоровичу

Дорогой Михаил Христофорович!

За последние месяцы получили от Вас целый ряд известий – последним, открытку с замечательным мостиком Левитана из Звенигорода. Все Ваши письма, открытки и пр. для нас всегда большое и очень приятное событие. Помним Вас всех всегда, вспоминаем очень часто. Но вот в открытке из Звенигорода пишете, что от нас давно не было известий – и это нас беспокоит, т.к. – правда, после значительного промежутка – я писал довольно обстоятельное письмо в марте или м.б. начале апреля, а Лидия Федоровна вложила письмо Тамаре Карповне. Почти приходится думать, что это до Вас не дошло. На всякий случай, повторю кое-что о нас, причем сегодня ограничусь “семейной хроникой” по примеру Аксакова, хотя сильно отставая от него и количеством, и качеством! О науке напишу в следующий раз, тем более, что жду еще последних результатов некоторых опытов, о которых хочу с вами посоветоваться, так как они, кажется, не вполне совпадают с Вашими результатами с прививками Мамонта и Сильвестрис. Впрочем, эта работа теперь вероятно уже давно вышла; был бы очень благодарен получить оттиск. Вот, что касается писания работ и полного отчета о наших с Вами прививках и опытов с Чэпмэном, должен признаться виноватым – все не могу собраться духом и силами. Что касается статьи о растительных гормонах, ту, что Вы мне предлагали написать по-русски, на основе моего доклада в ИФРе – лучше забудем об этом до того, когда я уйду в полную отставку, не только, как сейчас, административную – и, конечно, при том условии, что у меня тогда еще будет достаточно ума на такое предприятие!

Однако, перейдем к более приятным и конечно не менее близким сердцу делам – семейным. Судя по Вашим письмам Ваша семья, во всяком случае F₁ и F₂, вполне представляют благоприятную картину. Старший брат (так М.Х. называл в шутку своего сына Левона, прим. ред.) и Араик – нельзя его произвести в младшего брата? – явно делают успехи в своих научных работах, а многочисленные внучки успешно развиваются соответственно своим разным этапам развития. Единственное, но очень великое исключение, представляет один член поколения “P” – наша любимая Тамара Карповна, почти в каждом из Ваших писем или открыток, да и в других сообщениях из Москвы, приходится читать, что она продолжает болеть. Это нас ужасно огорчает и тревожит, и при этом мы отлично понимаем, насколько больше это должно огорчать и тревожить мужа и всех близких. И так трудно сказать, что-нибудь толковое и утешительное. Но думаем мы о ней постоянно и шлем наилучшие пожелания, очень надеемся, что в следующем Вашем письме сможем прочитать более утешительные известия.

Теперь о Лангах. С нашего возвращения из Москвы жизнь наша протекла в общем спокойно, “по плану”, и без особых событий. Теперь, однако, намечается ряд таких событий. Первое – в августе - сентябре собираемся в Бразилию, посетить мать Лидии Федоровны и посмотреть кое-что из достопримечательностей страны. Быть может, я навещу и несколько научных учреждений, только у меня впечатление, что бразилианские физиологи растений большого интереса не представляют, во всяком случае, в области фитогормонов, цветения и т.д. Потом, или зимой (январь-апрель) или же осенью (сентябрь-декабрь), вероятно, предстоит поездка в Индию. Получил приглашение, правда, пока еще предварительное – посетить отдел физиологии Indian Agricultural Research Institute в г. Дели. Прочитать 3-х месячный (!) курс по физиологии цветения, и помочь им в развитии программы исследований в области роста и развития растений. Поедет ли и Лидия Федоровна – неизвестно, она боится, что три месяца в Индии ей будет тяжеловато, и многие, побывавшие в этой стране продолжительное время, говорят, что там много тяжелых впечатлений. Но если этот план осуществится, то подумываю, нельзя ли будет по дороге “заглянуть” в Москву, когда буду иметь более определенные известия, хочу с Вами по этому делу снестись. Конечно, надеемся собраться и на Ботанический конгресс в Австралии – и там увидеть и Вас и многих других советских друзей и товарищей.

Однако, самое великое семейное событие – правда совсем иной категории – это то, что дочь Ирина собирается выходить замуж, или, как говорится в старых романах, бракосочетаться! Событие сие намечено только на июнь 81 года, но как все великие события, уже дает себя сильно чувствовать. “Он” – студент массовых медий коммуникации, иными словами, изучает телевизию. Не спрашивайте меня, как можно изучать в течение 3-х – 4-х лет телевизию, по-моему, ее следовало бы поскорее ликвидировать. Но кажется, спрос в этой области очень большой, так что можно надеется, что он найдет хорошую службу. Он не собирается работать в самой телевизии, а хочет сам стать преподавателем массовых медий коммуникации… Познакомились они около года тому назад в Лондоне, где “он” и Ирина были по программам своих университетов, она – мичиганского, он – орегонского.

Впрочем, Михаил Христофорович, если бы Вы увидели Howard’a (или “Howie” – Хауи), то Вы бы поблагодарили Господа-Бога, насколько скромны и даже декоративны бороды и старшего брата, и Араика. Ихние бороды, как следует, находятся главным образом на нижней части лица; борода Хауи же начинается прямо под глазами и распространяется вниз, направо и налево, а на верхушке головы находится приблизительно таких же размеров и такого же распределения масса волос. Только если очень близко рассматривать эту массу волос, можно разглядеть глаза, нос, и если он разговаривает или кушает – рот. Лба, ушей, подбородка не видно, я даже не уверен, имеются ли они, но думаю, что да.

Мы с Лидией Федоровной и Ирой крепко Вас всех целуем, в особенности, нашего дорогого пациента Тамару Карповну.

Всегда Ваш Антон Ланг.

Сердечный привет всем друзьям в лаборатории P и P

Мир М.Х. Чайлахяна это мир науки и ученых

Р.Х. Турецкая – зам. М.Х. Чайлахяна в Лаборатории Роста и Развития ИФР 1960-1988 гг.

Professor Lidija Prussakova – со author of M. Chailakhyan on the researches of retardants

Л.Д. Прусакова является ведущим специалистом в области регуляторов роста растений.

Каждый научный проект Л.Д. Прусаковой завершался написанием инструкции, рекомендации для эффективного и безопасного применения регуляторов роста в сельском хозяйстве,

На зерновых культурах ей разработаны способы применения ретардантов для предотвращения полегания. Этиленпродуценты рекомендованы на томатах и огурцах для ускорения созревания в условиях закрытого грунта. Л.Д. Прусаковой и ее аспирантами выявлены адаптационные свойства брассиностероидов для повышения засухоустойчивости пшеницы. Для реализации потенциальной продуктивности гречихи разработаны способы применения новых регуляторов роста эмистима, экоста, циркона, люрастима.бактериумродотюина. ( БИОСа.).

Л.Д. Прусаковой написано около 300 работ, получено 16 авторских свидетельств, выпущено 15 кандидатов биологических и сельско-хозяйственных наук, Она награждена золотой, серебряными и бронзовой медалями ВДНХ за успехи в народном хозяйстве СССР.

В Институте физиологии растений им. К.А. Тимирязева она проработала с января 1949 года по март 2004 года.

В 1984 году по рейтингу цитирования печатных работ Л.Д. Прусакова была избрана членом Нью-Йоркской Академии наук. В настоящее время ока является профессором кафедры естествознания Московского Государственного областного гуманитарного института (Орехово-Зуево) и членом диссертационного совета МПаУ-ТСХа (с :975 г.).

Lausanne conference opening with big Lecture of M. Chailakhyan – 1976

Host Prof P. Pilet (Lausanne University)

Guests of the Conference: M. Ellitt (G. Britain), M. Kutachek (Prague)

and V. Kefeli (Moscow) – 1976.

Criminal picture-1976-conference. Switzerland Left F. Scoog - center K. Thimann. Right V. Kefeli. Freedom !

Ученики М.Х. Чайлахяна: В. Хрянин (слева) и В. Кефели (в середине).

Круглый стол по "Регуляции роста растений", Кишинев, Молдавия, 1985 г.

Московский Дом ученых – Ученики М.Х. и А. Галстона. Слева направо:

В. Ложникова, И. Иванова, Н. Палван, Л. Чулафич, Г. Гюльгер.

Е. Либберт провозглашает М. Чайлахяна почетным доктором (Honoris Causa) Ростокского Университета. Германия – 1969 г.

Уроки шефа - В.И. Кефели - взгляд из США 2012

Мы рассматриваем семейный альбом. Он с нами в Слиппери- роке (США ). Я показываю детям и внукам фотографии далекого и нелегкого прошлого. Выплывают фрагменты 60-х. Столько хочется сказать такого, что я один только знаю. Знаю со слов М.Х. Чайлахяна.

Привожу несколько примеров радостных и печальных-

1. 3ащита М.Х. кандидатской диссертации. Председатель Н.И. Вавилов. Бешеный успех. Банкет. М.Х. Чайлахян ( М.Х.) ходит на руках. У него тросточка и шляпа- просто Чарли Чаплин.

2. Вышла книга - Гормональная теория развития растений. 1937. Мировое признание. Р. Досталь получил книгу, сидя за провинность в солдатской службе на гауптвахте в Брно ( Чехословакия ). Зачитался настолько, что просил сержанта продлить сидение взаперти еще на сутки (Личное сообщение Досталя в Брно-1967 )

3. 2. В любимом ИФР-е сорвали защиту Докторской М.Х. На третьем этаже ОБН на объявлениии о защите М.Х. приклеено новое объявление: "все на волейбол".-1938

4. Чемоданчик с теплыми вещами в коридоре квартиры на Большой Коммунистической-1939

5. Отказ на выезд в США с лекциями у Галстона и Тимана. Протестная телеграмма Хрущеву 1962. Заставляют послать телеграмму в США о том, что заболел. М.Х. с горечью?

– Я то болею, то строю дачу.

6. День рождения М.Х. – 1962 - 60-летие на Большой Коммунистической. Стол для молодежи в коридоре. Сидим с Р.Г. Бутенко и Е.А. Бритиковым. Хулиганские песни с Левой и Инной: "Марсель", "Жаннета", "Мурка", "За кордоном Россия". Весело и тепло.

7. Самиздат... Тайное чтение: Гинзбург – "Крутой маршрут", Цветаева –"Лебединый стан", Ахматова – "Реквием".

8. А.Л. Курсанов с женой и Чайлахян один едут в Югославию. Перед поездкой – М. X. говорит – Валентин - вот динары и билет- я без Тамары Карловны не поеду - хватит унижений! Мы с Вероникой умоляем согласиться на поездку. Первый выезд за рубеж! Мои внуки, глядя на фото, многого не понимают. Моя дочка Маша им объясняет.

9. Крах Лысенко. М.Х. достал один билет на Выступление Келдыша в Доме Ученых. Дал билет Э. Асратян. Рискнем прорваться - говорит мне М.Х. Вы - мой секретарь а я больной академик Асратян! Прорвались !-1964

10. Путешествие в Армению. Гордость М.Х. за работы Гвардии по цветению. Состав гвардии: Н.П. Аксенова, Т.Н. Константинова и Т.В. Баврина. Как я выносил из студии Сарьяна по тайному совету Мартироса Сергеевича в столовую завернутый в газету портрет Чайлахяна. Почему у меня на портрете красный нос, - вопрос М.Х. к Сарьяну, – Миша – говорит Сарьян – на Севане до этого был? –Да –Коньяк Ахтамар пил? – да. Вот и нос красный (1963.)

Несколько уроков Чайлахяна.

Урок 1. Не отказывайся от идей своих. Верь в правоту своих данных. Будь стойким. А все равно флориген существует!

Урок 2. Будь упрямым. На костер взойдем. Гореть будем - от своих идей не откажемся (Н. Вавилов).

Урок 3. Создай вокруг себя дух интеллектуальной свободы.

Урок 4. Научный мир лаборатории, созданной заново в 50-е годы. Начать снова – Никогда не поздно.

Лаборатория 50-х годов, сотрудники: Е Бритиков - Биохимия цветения; Рахиль Турецкая - физиология корнеобразования; Нина Титовна Кахидзе - цитология флорального апекса. Далее сдвоенные ряды. Г. Илгач, Л. Хлопенкова – физиология цветения, флориген, крайняя справа Т. Некрасова – физиология древесных (см. фотографию на стр. 37).

Урок 5. Семья — надежный тыл. В гостях с женой у немецких физиологов (Институт К. Мотеса- Халле.) 1965.

Урок 6. Национальной биологии нет так же, как нет национальной математики. Помощь К. Мотеса в борьбе с Лысенко

Урок 7. Люби родину и поделись этой любовью с друзьями. Мир древней Армении. Беседа с католикосом Вазгеном. Служба в Эчмиадзине- Патарак-. Тамара Карповна переводит с древне-армянского ( грабар ) слово Вазгена к пастве. Жертвоприношение на пороге Храма. 1963

Урок 8. Поделись научными идеями с учениками и гостями. Жди советов. Не бойся критики.

Мир Чайлахяна — это мир ученых которые приезжали к нему со всего мира. Гости из США - Антон и Лидия Федоровна Ланги! Я с радостью переводил беседы и лекции Ф Скуга и Ф. Вента. К. Мотеса и Д. Боннера, П. Пиле и Ф. Вэринга. М.Х. был Главным редактором моих книг, изданных в СССР и Голландии. Эти книги стоят дома на полках.

Дружба с Иркутянами (СИФИБР) М. X. говорит - Жду Сибиряков- гигантов. Входят: В. Полевой - Г.Максимов - К.Гамбург. Все ниже меня! Успокоился! М.Х всегда поддерживал и дружил с ними

Друзья М.Х. - Литовские профессора Ионас Христофорович Дагис и Альфонсас Ионасович Меркис внесли бесценный вклад в развитие физиологии растений как науки Они создали самостоятельное направление фитофизиологии: витамины – гормоны и ростовые процессы растений. Очень значительны были работы Института Меркиса в области тропизмов и космической биологии. Мои Учителя Рахиль Хаимовна Турецкая и Михаил Христофорович Чайлахян их высоко ценили.

Они ценили А. Меркиса, как ученого и замечательного человека. Никогда не забуду, как А.И. дал мне в Тракае урок уважения к караимам. Мы вместе с А.И и М.Х. Чайлахяном в 1963 году посетили дом музей Гахама Семена Адольфовича Фирковича и после Экскурсии Альфонсас Ионасович Меркис и Михаил Христофорович сказали мне - Останьтесь. Вам есть о чем поговорить с Вашим Патриархом. Беседа с Патриархом на всю жизнь привила мне любовь к истории и культуре моего народа. М.Х. был Главным редактором моих книг изданных в СССР и Голландии. Эти книги стоят дома на полках. Дети и внуки со мной. Мы с Галей вспоминаем прошлое. Мы были счастливы с Чайлахянами!

В 1976 году на глетчерах в Швейцарии ( Конференция в Лозанне у П. Пиле ) я веду Тамару Карповну. Она уже серьезно больна. М.Х говорит - Тамара! Не держись за руку В.И. ! Ходи сама — ты же женщина гор. Ходим по залам Пти Пале в Женеве. Шедевры Пикассо и Дали. М.Х.- Ну, эту живопись любит только Валентин - Глаз на пузе. В Цюрихе смотрим голубые витражи Шагала в Фрауен Мюнстер. Входят американские туристы и органист начинает играть Баха. Слезы очищения. Память о М. X. и о Тамаре Карповне незабываема.

Хочу привести здесь мой парафраз на некрасовские строки. Он будет уместен и из глубины сердца.

А шеф наш был особенно любим,

Молясь твоей многострадальной тени,

Учитель, перед именем твоим,

Позволь смиренно преклонить колени.

Круг друзей – ученых. Москва 1982 г.

Слева направо: А. Смирнов, Р. Бутенко, М. Чайлахян, Б. и Ф. Скуги, В. Хрянин, В. Кочанков.

В лаборатории Роста и Развития, ИФР. Слева направо: В. Кочанков, Я. Крекуле, Ф. Скуг, Ф Уэринг, Н. Обручева, Э. Миляева.

А. Меркис награждает М.Х. именной лентой.

К. Mothes- President of Leopoldina, Germany.

In 1957 - Host of Young Russian plant physiologists from Moscow - Olga Kulajeva and N. Pristupa. Picture of E. Gavrilow, 1972

Курт Мотес Галле - ГДР

The role of Professor Kurt Mothes. Mothes was a plant physiologist and plant biochemist. From 1949 to 1957, he was Head of the Department of Biochemistry of the Gatersleben Institute, and he took an active part in the discussions about Lysenko. In 1957, he became professor at Halle. He was a gifted lecturer and frequently gave talks in other East German universities, where he openly criticized Lysenkoism. Mothes enjoyed debating with the audience and usually got the better of Lysenkoists because of his breadth of knowledge and talent for repartee.

In 1954, Mothes was elected President of the German Academy of Natural Scientists Leopoldina in Halle, and initiated the creation of a Darwin Medal of the Academy Leopoldina (1959). This medal was awarded to distinguished research workers in the field of genetics and evolution, among theni were internationally well-known scientists from many countries, including opponents of Lysenkoism from the Soviet Union (N.V. Timofeev-Ressovskij, I.I. Schmalhausen, S.S. Chetverikov and N.P. Dubinin), but not a single follower of Lysenko.

This gesture was well understood both in the West and East, signalling in favour of 'normal' genetics and against Lysenkoism. Official representatives of science and policy in the Eastern Bloc were piqued. Mothes tried to present these medals to the Russian scientists in Moscow. After long negotiations, he was allowed to give the medal just to one of them (Schmalhausen); the others were claimed to be ill or too busy.

В 1969 году М.Х. Чайлахян был избран действительным членом Германской академии естествоиспытателей "Leopoldina".

Идеи М.Х. Чайлахяна в

учебниках США 1985 – 1998 гг.

Great Russiаn Scientists –

World recognized (XX century)

D. Neludov – Ethylene

N. Holodny – Auxins

N. Vavilov – Centers and Crops

N. Maximov – Eco- physiology

M. Chailakhyan – Florigen and flowering

Дмитрий Николаевич Нелюбов (1866-1926).

Открыл, что этилен является регулятором роста и развития растений

Николай Григорьевич Холодный (10.06.1882-04.05.1953)

Phototropism: Binding towards Enlightenment – Whippo an...: 1110 – THE PLANT CEL   Page 1 of 3

THE DISCOVERY OF AUXIN AND UNDERSTANDING ITS ROLE IN PHOTOTROPISM

Darwin's ideas were initially dismissed by other plant physiologists (reviewed in Heslop-Harrison, 1980). Nevertheless, evidence in favor of Darwin's transmissible substance began to accumulate when Rothert (1894) also showed that light sensitivity is greatest near the tip of maize coleoptiles. Subsequent results of Fitting (1907), Boysen- Jensen (1911), and Paal (1918) provided more direct evidence that a transmissible substance produced in the tip participates in the response. This research culminated in a model put forth independently by Cholodny (1927) and Went (1926,1928), which proposed that light-mediated lateral redistribution of a plant growth hormone to the shaded side of the seedling causes the differential growth associated with phototropic curvature. This growth substance was shortly identified from human urine by Kogl and Haagen-Smit (1931), who named the hormone auxin, derived from the Greek verb auxein, meaning "to grow."

Although the Cholodny-Went model has remained the dominant explanation of phototropism, other models have challenged its validity. Historically, the model advocated by A.H. Blaauw has been one of the most common alternatives to the Cholodony-Went theory. Similar to Candolle, Blaauw proposed that phototropism is a secondary consequence of differential growth inhibition associated with photomorphogenesis (Blaauw, 1919). While arguing against the Blaauw theory as the sole basis for phototropism, Boysen-Jensen et al. (1936) and Went and Thimann (1937) held out the possibility that both models might function during the phototropic response of dicotyledonous plants. Evidence for this complementary Blaauw/Cholodony-Went model was based on the work of Overbeek, who demonstrated that although unilateral light stimulates the movement of auxin to the shaded side of the hypocotyl, up to half the differential growth associated with phototropism can be attributed to light-mediated growth inhibition (Overbeek, 1932, 1933). More detailed measurements of growth during the 1980s supported this view by indicating that growth inhibition on the illuminated side is accompanied by growth promotion on the shaded side of seedlings (Iino and Briggs, 1984; Macleod et al., 1985; Rich et al., 1985; Baskin, 1986). However, Cosgrove (1985) demonstrated that light-mediated growth inhibition occurs much sooner than the onset of phototropic curvature, a finding that would not be predicted by the Blaauw model. Additional evidence against the Blaauw model came from a study by Liscum et al. (1992), which demonstrated that growth inhibition and phototropism are separable.

Another major challenge to the Cholodny-Went model came from an experiment indicating that carotenoids (proposed phototropism photoreceptors) participate in photoinactivation of auxin (Kogl and Schuringa, 1944). This observation led to the hypothesis that phototropism is caused by differential carotenoid-mediated auxin inactivation (reviewed in Shank, 1950). Evidence against the auxin inactivation model came when Briggs et al. (1957) failed to see

http;//www.plantcell.org/cgi/content/full/18/5/1110                                                     10/30/07

Николай Иванович Вавилов

(25.11.1987 – 26.01.1943)

(From a portrait by Streblov)

Dr. Nicolai A. Maximov

Академик Н.А. Максимов написал учебник по сельскохозяйственной физиологии растений, который неоднократно издавался в США 1930-е годы

FOR NEWSLETTERS OF ASPP

NIKOLAI A. MAXIMOV , CORRESPONDING MEMBER OF AMERICAN SOCIETY OF PLANT PHYSIOLOGISTS ( ASPP), OUTSTANDING RUSSIAN PLANT PHYSIOLOGIST

Nikolai A. Maximov, one of the well -known plant physiologists, founder of the first Russian phytotron was born 120 years ago in Moscow (March 21, 1880). He graduated of gymnasium in Saint-Petersburg (1897) and Saint-Petersburg University, chair of Plant Physiology, founded by Andrei Famintzin.

Since that time A. Maximov start to investigate temperature effects on plants, in 1910 he traveled with his colleagues and his future wife Tatiana Abramovna Krasnoselskaya to the Java botanical Garden (director M. Treub). 1910 was a year for starting of his the research of problems of plant adaptation. He continued the development of this theory in the Caucasian Botanical Garden, Tbilisi, 1914-1919 . Just in this time he formulated the main principles of plant cold and frost resistance. In Saint-Petersburg in Vavilov Institute of Crop Sciences he investigated the possibility of plants to grow under the artificial light.

He and his wife tried to persuade Nikolai Vavilov not to invite T. Lysenko to the Institute of Crop sciences. They predicted in 1928 the period of totalitarism in biology.

In 20-es he write his famous textbook of Plant Physiology, which was translated into French, German , English and other languages . In America his book was published in MacGrow Hill twice, In 1930 and 1933. In 1933 Maximov lost all his positions and was sended to the exile to Saratov as he opposed Stalin conception of agriculture. His wife followed him and they started to work there on the problem of drought resistance of plants. Young colleagues Boris Strogonov, Sofia Tageeva assisted him in the research of plant adaptation sindrom. At the end of 1930-ies T. Krasnoselskaya left Maximov. He got permission to return to Moscow at the end of 1930-ies and in 1943 became a Head of the Chair of Plant Physiology of Moscow Agricultural Academy where he founded the Station of Artificial Climate Here his student Vladimir Leman investigated the effect of artificial light on plant growth and development The second wife of Maximov Sofia Tageeva, well known Russian plant physiologist supported him in his active Scientific activity since the end of 30-ies, She formed with Maxomov a good family, they had two boys-Vladimir and Dimitry who also became scientists. Since beginning of 1940-ies he investigated the physiological properties of auxins and its effects on water relations (Lidia Mozhaeva) and rooting of cuttings (Rakhil Turetskaya, Vasili Versilov), using mostly the ideas of Boyce-Thompson Institute in USA. Since 1939 he was appointed as Head of Laboratory of Plants Growth and Development of the Institute of Plant Physiology USSR and in 1946 became the Director of this Institute. He occupied this position until his death in 1952 . He founded there the first Russian Phytotron and developed with I. Tumanov, P. Henkel and Boris Strogonov the conception of General Plant Adaptation Syndrome. Nikolai Maximov as a real internationally distinguished scientist steadily opposed the Lysenko terrorism in Biological Sciences of the USSR.

American Plant Physiologists mostly R.V. Harvey and A.E. Murneek edited his English Editions of textbooks and   supported Maximov in his scientific activity. He was the first Russian Scientist, who in 1935 was elected as Corresponding Member of ASPP. His papers were translated in USA and he was invited in 1926 to participate in the 1Y International Botanical Congress, USA .

Professor V. Kefeli, Slippery Rock University Professor M. Gibbs, Brandeis University

03.23.2000

Михаил Христофорович Чайлахян

(21.03.1902-30.11.1991)

Это было... И это будет:

праздник нашей Встречи впереди.

Начало. Михаил Чайлахян и Тамара Аматуни.

Эривань. 1927 г.

50 лет вместе на одном дыхании. 1977 г.

В вегетатaционном домике. Середина 1970-х годов.

Иностранные ученные смотрят опыты М. Чайлахяна, 1960-ые гг.

Второй слева Нобелевский лауреат Дж. Боннер, рядом с М.Х., самый высокий

проф. Г. Мельхерс, крайний справа В. Кефели.

Калькутта, 1967 г. Доклад М.Х. на конференции по регуляторам роста.

Содержание

Книги В.И. Кефели с предисловием М.Х. Чайлахяна....................................4

Наставник и учитель

Н.П. Аксенова........................................................................................................13

Т.В. Баврина...........................................................................................................18

Т.Н. Константинова...............................................................................................22

В.Н. Ложникова.....................................................................................................29

Э.Л. Миляева..........................................................................................................39

С.А. Голяновская...................................................................................................45

Л.В. Ковалева.........................................................................................................47

Первое Чайлахяновское Чтение.......................................................................52

Отрывки из выступлений

Р.Г. Бутенко............................................................................................................57

А.Г. Ланг.................................................................................................................58

Ян Крекуле.............................................................................................................62

В.Н. Хрянин...........................................................................................................63

Г.А. Романов. 12-ое Чайлахяновское Чтение.................................................66

Портрет ученого в интерьере (письма из семейного архива)........................68

Мир М.Х. Чайлахяна – это мир науки и ученых.........................................103

В.И. Кефели. Уроки шефа................................................................................107

Круг друзей – ученых. Москва 1982 г............................................................111

Идеи М.Х. Чайлахяна в учебниках США 1985 – 1998 гг...........................115

Идеи М.Х. Чайлахяна в университетах США.............................................120

Great Russiаn Scientists – World recognized (XX century)...........................126